Николай Леонов - Привычка к темноте

На первых порах ему и в самом деле пришлось очень непросто. Из-за травмы он не помнил элементарного, и чему-то его пришлось учить с нуля. Но он явил недюжинное упорство и очень скоро наверстал забытое. С жаром взявшись за работу, для начала он сосредоточился на экономических преступлениях. И здесь его ждал большой успех. Алексей Давишин с ходу раскрыл крупное хищение в структуре муниципального ЖКХ, поймал на получении взятки и крупномасштабном хищении бюджетных средств начальницу районного отдела образования, а потом и вовсе покусился на «святое» – разоблачил зама главы района, который умело потрошил бюджетные средства, выделенные на ремонт дорог.

Это сразу же было замечено на областном уровне, и его повысили в звании до майора. Понятное дело, травма головы все еще иногда давала себя знать – он мог забыть, о чем вчера разговаривал с тем или иным человеком. Но уже к весне Давишин полностью оправился от последствий ДТП, в полной мере войдя в курс дел. Впрочем, хорошо знавшие его до той злополучной аварии не могли не отметить, что характер опера Лехи переменился в весьма изрядной мере. Будучи веселым и жизнерадостным, простецким и отзывчивым, теперь он стал каким-то недоверчивым, замкнутым, холодным и даже эгоистичным. Его бывшая жена, пару раз безуспешно попытавшись достучаться до разума и совести экс-супруга, по весне вышла замуж за другого и уехала с ним куда-то очень далеко. А Давишина через какое-то время перевели работать в соседний Кедровский район начальником угрозыска, по поводу чего в Ивановке никто не загрустил, не закручинился.

Нынешний Давишин мало у кого теперь вызывал симпатии и приязнь. Менее чем за год о том, каким он был ранее, забылось везде и всюду. Теперь это был расчетливый службист, одержимый карьерными настроениями. О своих бывших подопечных по сельскому участку и родителях жены он ни разу даже не вспомнил, выезжая в села лишь по служебной надобности. И если кто-то вдруг по старой памяти подходил к нему, он этого человека предпочитал «не узнавать». Впрочем, пойдя на повышение в Кедровом, Давишин лучше никак не стал. Скорее, наоборот. Менялся он только в худшую сторону. По слухам, доходившим до Ивановки, в Кедровом Давишина многие не то что не любили, некоторые даже откровенно ненавидели. Жесткий службист и формалист, для которого форма всегда была выше содержания, евший поедом подчиненных за каждый формальный пустяк, для некоторых областных начальников стал чуть ли не образцом требовательности и служебного рвения. Поэтому всего через год или два он дорос до замначальника кедровского РОВД, еще через год, получив подполковника, возглавил его.

– Скажите, Роман Янович, а вы не припомните, какие дела расследовал Давишин незадолго до ДТП?

Бывший опер, рассмеявшись, укоризненно покачал головой:

– Лев Иванович! Прошло-то более двадцати лет с той поры! Что я могу помнить при своем склерозе?! Хотя… Одно дело запомнилось. Да, серьезное было дело. Очень серьезное! Какие-то подонки устроили групповуху с молоденькой девчонкой, она только школу окончила. Собиралась поступать в МГУ… И, кстати, поступила бы – и умница была, и красавица. Вечером – солнце только село – всего на пару минут пошла к подруге и исчезла, как в воду канула. Искали ее всем городом. Нашли только на третий день истерзанной – живого места на теле не осталось – и заваленной кучей камней. Этим делом занялся Леха и почти сразу же установил подозреваемых. Это сын хозяина здешней торговой сети Вульпагин – даже сейчас его фамилию помню – и двое его дружков, Фипиков и Бурчук, тоже из зажиточных семей. Их задержали, но парни ушли в «несознанку». Вроде того, это не мы – и все тут! Я, конечно, утверждать не берусь, реально ли они были виноваты, но Давишин расследовать до конца это дело не успел из-за того проклятого ДТП. Леху увезли в больницу, подозреваемых отпустили под подписку. Ну, а тот опер, что довел расследование до конца, нашел других подозреваемых. Незадолго до этого случая на свободу вышел мужик, отбывавший срок по сто двадцатой. Вот его и взяли, а с ним в придачу одного местного недотепу-алкаша. Я уж не знаю, как тому моему коллеге удалось их «расколоть», но они признались в насилии и убийстве той девочки. Бывшему сидельцу дали пятнадцать лет «строгача», с учетом судебного соглашения, – так-то ему, с учетом рецидива, «светило» пожизненное. А его подельнику «припаяли» двенадцать лет общего.

– А когда Давишин вышел из клиники, он не интересовался своим недорасследованным делом? – спросил Гуров, чему-то усмехнувшись.