Агата Кристи - Операция «Катамаран». Падение. После похорон

— А Смедер именно так и относился?

— Разве я так сказал? Я не знаю — он был способным, лояльным, профессионально знающим человеком. В своей области.

— Рационализации?

— И это тоже.

— Но вы ему не очень симпатизировали?

— Теперь мне неудобно отвечать на такой вопрос.

— Ну а если вы должны ответить? — настаивала Анна, следя за взглядом директора. Тот внимательно рассматривал незнакомую ей настенную репродукцию.

— Смедер не был моим человеком.

— А разве так возможно? Он ведь был вашим самым близким сотрудником?

— Не самым близким, одним из ближайших. Да, это было нелегко. Но так кому-то захотелось.

Этот кто-то был связан и с правлением муниципалитета, и он же был главной фигурой в их разговоре. На него ссылался директор во многих ответах. Этот кто-то мог быть полезен во многих случаях, но не обязательно должен был быть в ответе за убийство.

— Теперь все позади, — тихо сказала Анна.

— Конечно, — подтвердил директор.

Когда Анна Нильсен вернулась в отделение, она услышала, еще проходя по коридору, громкие голоса Поульсена и самого младшего своего сотрудника, Йоргена Тофта, споривших в тесной приемной, плотно набитой столами, полками, шкафами, сейфами. Из нее вели двери в три кабинета, занятые Анной, Клейнером и Франком. Еще одна дверь в комнату, предназначавшуюся для допросов и бесед.

Поульсен был разумный и старательный служащий, но не обладал большой фантазией и инициативой. По этой самой причине он до сих пор и, видно, уж надолго оставался всего лишь сержантом, хотя и приближался к пятидесяти годам. К этому можно было добавить полное отсутствие чувства юмора, что, в свою очередь, служило причиной горячих споров, в которые он вступал, не понимая, что коллеги хотят подшутить над ним.

Поульсен особо не обращал внимания на шутки товарищей, но нередко ярость была его единственным оружием. В действительности Поульсен не был так уж недоволен своими коллегами. Он хорошо знал, что те, в свою очередь, испытывают огромное уважение к нему за чувство товарищества и готовность прийти на помощь. Вообще любят его. Анне тоже нравился Поульсен.

Совсем по-иному с Йоргеном Тофтом, которого она сразу не полюбила. Если бы она сама набирала людей, то, конечно, не взяла бы его. Но он в штате с апреля месяца. Он просто горел на работе от энтузиазма, но, глядя на него, каждый ощущал легкое неудобство. Нельзя было даже представить, куда его занесет.

Тофт разговаривал с ней, с Клейнером и Франком медленно, тщательно выговаривая слова, что в нормальном обществе переносится с трудом. Анна, по крайней мере, этого не выносила. Она привыкла к тому, что послушание абсолютно необходимо, когда отдаются приказы и распоряжения, но взгляды и точки зрения сотрудников нередко создают основу для приказов.

Когда Йорген Тофт отдавал распоряжения, то всегда стремился угадать, что скажут вышестоящие. Из таких людей не получаются хорошие полицейские. Анна пыталась объяснить подобное неопытностью начинающего.

Тофт был честолюбивым молодым человеком в возрасте около тридцати лет, страшно гордившимся, что лопал на службу в уголовную полицию. Не самое лучшее отношение к работе.

Когда Анна появилась в комнате, Тофт выглядел возмущенным. Он резко кричал. Не оставалось сомнений, что на этот раз он вышел из себя. Рука отчаянно жестикулировала, как бы помогая драматическому повествованию.

— И я въехал на Естергаде, поставил машину поперек, чтоб тот парень не мог ничего предпринять, а только остановиться, потому что на тротуаре рабочие ремонтировали канализацию, поэтому я выбрал это место.

Он умолк, давая Поульсену возможность оценить по достоинству его поведение.

— Ну, — торопил его Поульсен.

— И какого черта: парень, не снизив скорость, помчался прямо на «вольво»! Я даже струсил на секунду. Инстинктивно нагнул голову, когда «хонда» с парнем перелетела через мой радиатор. Черта с два, если он не разбил вдребезги витрину «Фетекса». Он сшиб детскую коляску, она хрустнула, как раздавленный сухарь. Я на минуту подумал, что… к счастью, пустую. Ребенок был на руках у матери. Она застыла на месте. Никогда не видел ничего подобного.

Йорген Тофт приостановился. Он заметил вошедшую Анну. Франк распахнул дверь из коридора. Его всегда спокойное лицо сейчас напоминало сморщенную маску:

— Что она… а, ты уже здесь! Мы звонили в ратушу, нам сказали, что ты только что ушла. Все летит к черту. Тофт должен был показать нам и всему Эгесхавну, насколько он ловок и быстр, и он прекрасно доказал.