Вторая жертва, Агнес Нильсен. Руна «Совило» и руна «Тейваз». Солнце и воин. Солнце освещает путь воину? Воин идет к солнцу?
Третья жертва, Моника Блажевич. Руна «Хагалаз» и руна «Феу». Гибель и благополучие. Жертва? Жертвоприношение?
Четвертая жертва, Ингер Хансен. Руна «Турисаз» и руна «Одал». Тролль и традиции, наследство. Наследство троллей? Намек на то, что тролли приносили жертвы?
Пятая жертва, Бертина Педерсен. Руна «Иса» и руна «Перт». Лед и тайна. Лед – это смерть?
Шеста жертва, Метте Андерсен. Руна «Альгиз» и руна «Йера». Защита и время или защита и возраст. Защита от чего? От смерти?
Седьмая жертва, Катрин Зельден. Руна «Дагаз» и руна «Наутиз». День и огонь. Или день и нужда, ведь «Наутиз» символизирует и нужду. День нужды? Какой?
Восьмая жертва, Берта Кристенсен. Руна «Уруз» и руна «Эйваз». Сила и устранение препятствий. Сила устраняет препятствия – логично.
Девятая жертва, Пернилла Ларсен. Руна «Ингуз» и руна «Эваз». Богатство и перемены. Кому это перемены сулят богатство?
Десятая жертва, Ига Сёренсен. Руна «Дагаз» и руна «Хагалаз». День и гибель. День гибели жертвы, наверное.
Одиннадцатая жертва, Эмма Расмуссен. Руна «Ансуз» и руна «Перт». Порядок и тайна. Порядок тайны? Пока сохранена тайна, все в порядке?
Двенадцатая жертва, Инга Йоргенсен. Руна «Хагалаз» и руна «Альгиз». Гибель и защита. Защита от гибели?
Тринадцатая жертва, Камилла Миккельсен. Снова руна «Халагаз» и руна «Одал». Гибель стала традицией?
И последняя, четырнадцатая жертва, Аннетт Мейснер. Руна «Вуньо» и руна «Гебо». Радость и дар.
«Где были раньше мои глаза? – удивлялась Рикке. – Это же так просто! Это же так ясно, само бросается в глаза».
Совсем как в картинке-загадке. Когда тебе покажут лису, спрятавшуюся в ветвях ели – удивляешься, как можно было не заметить ее. До тех пор, пока не покажут – не найдешь.
Но увидеть мало, надо еще и понять. А что тут понимать? Каждой паре рун можно подобрать подходящее толкование. В любом случае, это не какое-то конкретное послание, потому что прочтенные подряд руны сливались в полную белиберду, а некий утонченный философский посыл. Татуировщик – интеллектуал.
Интеллектуал и хитрец. Загадал всем загадку, которую бесполезно разгадывать, потому что разгадка не приносит никакой пользы. Проклятый Татуировщик не зашифровал рунами свое имя, свою фамилию и свой адрес! Это всего лишь игра больного ума – замучить молодую женщину, задушить ее и вытатуировать у нее на животе две слившиеся воедино руны. Лед и тайна? День и гибель? Путь человека? Человека ли?
Радость померкла. Да, Рикке завтра же утром расскажет Мортенсену о своем открытии. И что она услышит в ответ? Сакраментальное: «какую пользу из этого можно извлечь?». А можно ли извлечь пользу? Это же новая деталь…
Татуировщик сведущ в рунах… Как и большинство датчан. Датчане, пожалуй, самые скандинавистые из скандинавов, больше остальных гордятся своими корнями и своей историей. В частности – обожают напоминать норвежцам и шведам о том, что Кальмарской унией [137] Кальмарская уния (Kalmarunionen) – объединение королевств Дании, Норвегии и Швеции под верховной властью датских королей (1397–1523).
правили датские короли. Датчанин может не знать имени первого датского короля и где находится Эльсинор, в котором Шекспир поселил Гамлета, но про Кальмарскую унию он будет знать непременно. Иначе он не датчанин.
Вот, если бы, Татуировщик орудовал в Шанхае или в Неаполе, то открытие Рикке могло бы оказаться ценным. Не так уж много скандинавов там живет… Но все же, «подвинутость» на рунах в какой-то мере сужает круг поисков. Например, можно было не тратить столько времени на боснийцев из Нёрребро, так как Един Балич и его брат вряд ли разбирались в рунах. И если в поле зрения полиции попадет какой-нибудь пакистанец или сомалиец, то не стоит уделять ему слишком много внимания, если, конечно, он не является профессором скандинавской истории Копенгагенского университета. Оле недаром повторяет, что один волосок с места убийства может рассказать в десять раз больше, чем все свидетели вместе взятые. Любая деталь полезна в конечном итоге. Кстати, а можно ли по рунам сделать вывод о том, как менялось настроение Татуировщика от убийства к убийству? Вот это могло бы оказаться полезным.
Путь мужчины. Солнце и воин, то есть воин идущий к свету. Гибель и благополучие как обозначение жертвоприношения. Традиции троллей. Все эти послания можно расценить как декларацию намерений. Вот мой путь, по которому я иду к свету (к какому, интересно, свету, к свету адского пламени, что ли?), чужая смерть приносит благополучие, иначе говоря – я приношу жертву, соблюдая традиции троллей, некоторые из которых были людоедами.
Читать дальше