Инге Кристенс - Руны смерти, руны любви [litres]

Без десяти три пришло сообщение от Оле. Всего два слова: «Поехал домой».

Double bummer. [114] Двойной облом (англ.)

– Я нарочно сказал не «perker», а «svartskalle», [115] «Svartskalle» дословно переводится со шведского, как ««черный череп». Употребляется в качестве оскорбительного названия иммигрантов из Южной Европы, Ближнего Востока, Северной Африки, и Латинской Америки. «Perker» – датский аналог «svartskalle». но откуда я мог знать, что эта обезьяна понимает по-шведски?!

Крупный мужчина с поросшим щетиной лицом, прихрамывая на левую ногу, спешил по коридору управления полиции за невысоким надменного вида толстяком с черным портфелем в руках, у которого на лбу была написана принадлежность к адвокатскому сословию.

– Раздувать из-за одного слова такую проблему! Мир сошел с ума! Куда мы катимся?

Толстяк покачивал лысой головой в такт шагам. Могло показаться, что он соглашается с краснолицым, но, судя по тому, как он морщил нос, согласием тут и не пахло. Да и когда это адвокаты выступали против раздувания проблем? Чем больше проблема, тем выше гонорар.

– Очередной «народник», [116] То есть, сторонник Народной партии Дании. – негромко прокомментировал Оле. – Тупой, как все националисты. Я бы на его месте не стал бы произносить слово «обезьяна» в стенах управления.

– Делаю вывод – он явно не из Нёрребро, – «блеснула» логикой Рикки.

Это была такая утонченная забава – делать в присутствии Оле очевидные выводы и изображать, что гордишься своим логическианалитическизашибенным умом.

– Скажу тебе откровенно, Рикке – самые противные люди живут не в Нёрребро, а в фешенебельных кварталах. Сливки общества – самая тухлая его часть. Недаром Ханевольд никогда не берется руководить расследованием убийства какой-нибудь шишки, а оставляет эту честь Мортенсену. Так и заявляет – моего ума тут мало, а на самом деле ума у него на двоих, хитрости на четырех, а вредности на восьмерых.

– Расследуешь очередное убийство в высшем обществе? – сочувственно поинтересовалась Рикке. – Кто на этот раз? Почему я ничего не знаю?

Скоропостижная смерть кого-то из известных или влиятельных персон всегда привлекают внимание журналистов, будь то убийство или несчастный случай. Принцесса Диана погибла пятнадцать лет назад, но ее смерть обсуждают до сих пор, а убийство Джона Кеннеди вспоминают практически при любом покушении в любой части света, вне зависимости от того, удалось оно или нет.

– Пока никто, это старые раны дают о себе знать. Погоди-ка, Рикке.

Если на полпути к столовой инспектору Рийсу приспичило посекретничать в укромном уголке, значит дело того стоит. Оле не из тех, кто делает тайну из пустяков.

– Тебя очень интересует этот Лёвквист-Мортен, Рикке?

– Очень, – Рикке нервно сглотнула. – Ты даже не представляешь, как он меня интересует.

– Тогда вот что… – Оле быстро, но без суеты, огляделся по сторонам. – Я бы мог осторожно осмотреть его дом. В его отсутствие, разумеется. И если я найду какой-нибудь атрибут… Ну, ты меня понимаешь, Рикке. Это уже будут настоящие улики. Я оставлю их там, где они лежали, и отправлюсь брать за жабры Мортенсена. У старины Ханса есть одно удобное качество – он не интересуется предпосылками, когда речь идет о стоящем результате.

– Но это же незаконно, Оле! И потом дома у Нильса явно установлена сигнализация! Ты не успеешь продвинуться дальше коридора, как тебя схватят!

– Ты думаешь, что такой старый лис, как я, не подумал о сигнализации? – усмехнулся Оле. – Плохого же ты обо мне мнения. Судя по наклейке на входной двери, его дом обслуживают парни из «Вард», а у меня там много знакомых. Мне достаточно просто попросить и они отключат на два-три часа систему в нужном доме…

– Так вот просто – попросил и отключили? – не поверила Рикке.

– Да, – как не в чем ни бывало, подтвердил Оле. – Это обычная практика – ты идешь навстречу мне, а я тебе. Мой наставник Ян Эрстед вдолбил в мою тупую башку одно правило – чем больше людей ходит у тебя в должниках, тем ты круче. Так и есть, чем больше людей чувствует себя обязанными мне, тем легче мне работается. И дело здесь не в том, что люди помнят добро. Добро и зло это вообще такие сложные и расплывчатые категории… Дело в другом, в том, что человек понимает – если я однажды оказался полезным, то могу оказаться полезным и в следующий раз. Стало быть, если я о чем-то прошу, то надо пойти мне навстречу…

– Это принцип мафии, Оле – обязать всех вокруг и использовать в своих целях! – поддела Рикке. – Твой наставник был мафиози?