Нора Робертс - Обнаженная смерть [Потрясающий мужчина]

Она проснулась в темноте. Сквозь щели в жалюзи в комнату проникал тусклый свет занимающейся зари, рисуя полосы на голой стене. Это было сродни пробуждению в тюремной камере…

Она лежала, дрожа всем телом, не в силах вырваться из плена сна. Прослужив в полиции десяток лет, Ева все еще видела сны!

Шесть часов назад она убила человека. У нее на глазах смерть остановила его взгляд. Такое случилось с ней не впервые, она знала, что ее потом замучают сны, и даже привыкла к этому. Но ребенок — вот кто не давал ей покоя. Ребенок, которого она не успела спасти. Ребенок, чьи крики во сне перекликались с ее собственными.

«Как много крови! — думала Ева, вытирая обеими руками пот с лица. — Такая малютка — и столько крови!»

Нужно было поскорее избавиться от наваждения: согласно правилам управления ее день должен начаться с проверки эмоционального состояния и психического равновесия. Всякий полицейский, применивший оружие с летальными последствиями, проходил такую проверку, прежде чем получал разрешение продолжить исполнение служебных обязанностей. Впрочем, Ева относилась к проверке как к пустой формальности: она не сомневалась, что пройдет ее, как это всегда бывало и прежде.

Она встала, зажгла свет и отправилась в ванную. Увидев свое отражение в зеркале, Ева невольно поморщилась. Припухшие от недосыпа глаза, мертвенная бледность, как у трупов ее собственного производства. Она потрясла головой, чтобы отогнать мрачные мысли, открыла воду на полную мощность и встала под душ, подставив лицо больно бьющим струям.

Не обращая внимания на густые клубы пара, она рассеянно намыливалась, прокручивая в памяти события минувшей ночи. На проверку следовало явиться к девяти. В ее распоряжении оставалось три часа, чтобы полностью освободиться от сна и прийти в себя.

Проверка выявляла даже малейшие сомнения и слабые намеки на угрызения совести. Если обнаруживалось даже ничтожное отклонение от нормы, испытуемому предстояло повторное, еще более интенсивное обследование. Ева даже в мыслях не допускала ничего подобного и надеялась, что этого никогда не случится.

Накинув халат, она побрела в кухню, включила кофеварку и засунула в тостер хлеб. С улицы доносился гул транспорта: одни спешили с утра пораньше на работу, другие только возвращались с работы домой. Ева выбрала эту квартиру несколько лет назад именно из-за густого транспортного потока: ей всегда нравился шум, нравилась толчея большого города.

Зевая, она проводила взглядом трясущийся от дряхлости автобус, подобрала с пола у входной двери «Нью-Йорк таймс» и бегло просмотрела заголовки, дожидаясь, пока кофеин окажет взбадривающее действие на организм. Тостер в очередной раз сжег хлеб, но она все равно съела его. Проклятая штуковина давно требовала замены.

В одной из статеек говорилось о массовом изъятии из продажи некоторых пород собак. Не успела она прореагировать на сообщение, как запищало устройство вызова. Ева переключилась на связь и услышала голос своего начальника:

— Лейтенант!

— Слушаю, сэр.

— Происшествие на углу Бродвея и Двадцать седьмой улицы, восемнадцатый этаж. Расследование поручается вам.

Ева приподняла бровь:

— Но я должна сначала пройти проверку. Летальный исход в двадцать два тридцать пять.

— Отменяется! — ответил майор без запинки. — Берите значок и оружие — и немедленно туда! Категория пять, лейтенант.

— Будет исполнено, сэр.

Отключив связь, Ева еще некоторое время смотрела на переговорное устройство. Категория пять означала прямой доклад начальнику, закрытое расследование, запрет на сотрудничество с прессой.

По сути дела, ей развязывали руки.

На Бродвее, как всегда, было шумно и людно — бесконечное представление, привлекающее все новых зрителей, а оттока не наблюдалось. Тротуары и мостовые забиты до отказа, людям и машинам негде повернуться. Когда Ева была простым уличным копом, здесь расстались с жизнью немало туристов, засмотревшихся на это круглосуточное шоу и утративших бдительность.

Даже в этот ранний час вовсю работали стационарные и передвижные лотки, утолявшие аппетит бурлящих толп всевозможной снедью — от рисовой лапши до соевых сосисок. Ева до отказа вывернула руль, чтобы не врезаться в торговца с окутанной паром тележкой, и не обиделась, когда из пара высунулся выразительный средний палец.