«Жертва полиции уже знакома».
Сочувствие и сострадание сразу уменьшались. Закрадывалось ощущение, что человек, наверное, получил по заслугам. Думалось: разборки. Криминальное поведение, приведшее к наказанию.
С ним будет по-другому. Хорошее образование, постоянная должность, отсутствие судимости. Человек, которому можно сочувствовать, хоть его и подозревают в преступлении.
Дверь открылась, и вошли два человека.
Одного он узнал — тот же мужчина, что был на входе. Проще говоря, начальник. Пришедшую с ним женщину он раньше не видел. Молодая, тридцать пять, возможно, моложе, но она выглядела усталой и измученной, что могло добавить несколько лет к ее фактическому возрасту. Под мышкой она держала толстую папку, в которой, как он предположил, речь идет о нем. Полицейский в форме оставил их.
— Здравствуйте, Торкель Хёглунд, это Ванья Литнер, — сказал начальник, когда дверь закрылась, и кивнул в сторону молодой женщины. Безо всякой необходимости, в комнате не было никого другого, кого еще могли бы звать Ванья Литнер.
Давид улыбнулся обоим.
Они уселись напротив него. Ванья положила папку перед собой на стол, а Торкель потянулся к магнитофону, стоявшему на конце стола. Он произнес сегодняшнюю дату, сказал, кто присутствует в комнате, и спросил, правда ли, что Лагергрен отказался от юридической помощи во время допроса.
Давид кивнул.
— Пожалуйста, отвечайте словами, для записи, — попросил Торкель. — Вы отказались от юридической помощи?
Давид слегка наклонился в сторону, поближе к записывающему устройству.
— Да.
— Вам незачем наклоняться ближе, оно улавливает все, что произносится в комнате, просто говорите нормально.
Давид опять кивнул и посмотрел на Ванью, которая открыла лежавшую перед ней папку. У него перед глазами замелькали снимки, карты, отчеты и распечатки, когда она быстро пролистала материал и, похоже, разделила его на пачки поменьше, выдвинув отдельные части в сторону так, что получился маленький толстый веер. Очевидно, она остановилась на одной фотографии и положила ее на стол перед ним. Давид посмотрел на снимок. Патриция Андрэн. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он позвонил ей и попросил об интервью.
Она так обрадовалась.
Показалась воистину приятной девушкой. Жизнерадостной и оптимистичной. Особенно учитывая то, через что она прошла. Полной решимости постараться помочь тем, кто пребывает в такой же ситуации, в какой находилась она — с избивавшим ее женихом, и сделать все, чтобы сыну жилось лучше.
— Может, начнем с нее? — спросила Ванья, пододвигая фотографию ближе к нему.
Он оторвался от фотографии и встретился с Ваньей взглядом.
— Вы знаете, кто это? — поинтересовалась Ванья, кивая на снимок.
Давид по-прежнему не отвечал. Ванья поставила на фотографию палец и несколько раз постучала, будто он не понял, о чем она спрашивает.
— Я буду разговаривать только с Себастианом Бергманом, — четко заявил он.
— Он у нас больше не работает, — коротко сказал Торкель.
— Вы знаете, кто это? — повторила Ванья, снова постучав по снимку.
— Я буду разговаривать только с Себастианом Бергманом.
Он увидел, насколько рассердил Ванью его ответ. Ее глаза буквально потемнели. Торкель тоже рассердился, предположил он, но он это лучше скрывает.
— Это исключено, — почти выпалила Ванья. — Вы будете разговаривать с нами.
— Нет, я буду разговаривать только с Себастианом Бергманом.
Торкель, быстро обдумав, протянул руку и выключил магнитофон. Потом он немного посидел, глядя куда-то вдаль, и с глубоким вздохом обратился к коллеге:
— Мы можем на минутку…?
Ванья, не говоря ни слова, встала и сердитым шагом направилась к двери.
— Мы скоро вернемся, — сказал перед уходом Торкель. Несколькими секундами позже вернулся полицейский и занял свое место у двери.
Давид снова попробовал ему улыбнуться. Улыбка осталась без ответа.
Когда Торкель вышел из допросной, Ванья стояла в коридоре, прислонясь к стене, со скрещенными на груди руками. Дождавшись, пока полицейский скроется внутри, Торкель подошел к ней. Он сдержал импульс положить ей руку на плечо, ему подумалось, что она стряхнет ее.
— Я знаю, что ты собираешься сказать, — опередила она его.
Вероятно, правда.
— Мы должны заставить его разговаривать, — произнес Торкель.
— Мы пытались всего минуты две.
— Ты считаешь, он передумает?
Ванья ответила не сразу. Она стиснула зубы и еще крепче прижала руки к груди. Нет, Давид Лагергрен не передумает — в этом она не сомневалась. Ничто в его психологии на это не указывало. Себастиан Бергман бросил ему вызов, оскорбил его, унизил, что угодно. Совершенно естественно, что он хочет разговаривать только с ним.
Читать дальше