Ханс Русенфельдт - Себастиан Бергман. 5 книг

— Безусловно. — Он посмотрел на девочку. Постарался встретиться с ней взглядом. — Доктор хочет дать тебе немного лекарства. Как ты думаешь, можно?

Николь посмотрела на него вопросительно. В ее взгляде присутствовало тронувшее его доверие. Он ласково улыбнулся ей.

— Ты можешь полагаться на меня, Николь. Я прослежу за тем, чтобы с тобой ничего не случилось.

Ханссон протянула к ее рту пипетку. Николь не отвернула лица, а приняла пластиковый сосуд. Главный врач влила содержимое и в последний раз погладила Николь.

— Капли постепенно подействуют. Как вы думаете, вы сможете помочь мне тем временем взять у нее кое-что на анализ? — спросила она.

Себастиан кивнул, не отрывая взгляда от Николь.

— Безусловно. Вы не знаете, как там с мамой? Она уже едет?

— Не знаю.

— Вы можете взять у меня телефон ответственного за расследование. Они должны знать.

— Дайте его сестре, — ответила Ханссон, указав на худенькую молодую женщину в зеленой одежде с подобранными темными волосами. Сестра Самира, похоже, была родом со Среднего Востока, но отвечала на ярко выраженном вермландском диалекте. Себастиан дал ей телефон Торкеля, и она ушла, чтобы позвонить.

Другая сестра тем временем подкатила столик, чтобы взять на анализ кровь. Себастиан погладил Николь по волосам и уговорил ее протянуть руку.

Потребовалось пятнадцать минут, чтобы успокоительное средство начало действовать. За это время им удалось взять все необходимые анализы и проверить пульс и частоту сердечных сокращений. Хватка Николь стала в процессе взятия анализов постепенно ослабевать, и несколькими минутами позже девочка совсем разжала руки. Казалось, все волнение ушло и сменилось необходимым сном. Теперь уже Себастиану совсем не хотелось разжимать руки. Хотя он знал, что нужно, у него была масса дел.

Вернулась Самира. Она дозвонилась до Торкеля. Тому предстояла пресс-конференция, после которой он собирался в больницу, но Ванья уже была на пути в больницу. Себастиан решил положить спящую Николь на кровать. Девочка была очень хорошенькой, особенно сейчас, когда лицо не было напряжено и встревоженные глаза не следили за каждым движением окружающих. Сейчас она опять стала просто маленькой девочкой, спящей десятилетней малышкой. Лишь ссадины и грязные личико, руки и одежда напоминали о днях бегства. Себастиан осторожно устроил ее в постели, взял со стоящего рядом столика марлевую салфетку и смочил ее спиртом. Начал отмывать девочке лицо. Белая салфетка быстро стала серой. Он выбросил ее и смочил новую. Она стала такой же серой.

Он не заметил, что в дверях появилась Ванья.

— Как она себя чувствует? — спросила она, когда он ее обнаружил. У него возникло ощущение, что она некоторое время стояла так, наблюдая за ним.

— У нее небольшое обезвоживание, но все показатели в норме. Сейчас она спит.

— Отлично. У тебя есть несколько минут?

Себастиан встал. Перед уходом он укрыл Николь оранжевым больничным одеялом. По правде говоря, ему не хотелось оставлять ее. В последний час он переживал настолько сильные эмоции, что не имел никакого желания возвращаться к действительности. К расследованию убийств. К блуждающей в потемках команде.

Он вышел вместе с Ваньей в длинный пустой коридор. Типичный больничный коридор для любой точки Швеции. Зеленый ламинатный пол, отражающий неоновые лампы потолка. Себастиан задался вопросом, исследовал ли кто-нибудь, как должен выглядеть больничный коридор для того, чтобы пациентам хотелось как можно скорее покинуть это место. Он не мог припомнить, чтобы где-нибудь в другом месте видел краску такого неприятного светло-зеленого оттенка, как та, что покрывала здесь стены.

Вдали послышались звуки оживленной беседы. Видимо, сплетничают о новой пациентке. О полиции. О преступлении. О котором только читали и слышали. Так обычно и бывает. События становятся подлинными и важными, только когда ими интересуются газеты и телевидение. А сейчас они более чем интересуются. У них появился выживший человек. Девочка из «Дома ужаса», как поэтично назвала ее газета «Экспрессен».

— Она что-нибудь рассказала? — спросила Ванья.

— К сожалению, ничего.

Ванье удалось выразить удивление и возмущение одновременно.

— Ничего? Но хоть что-то она ведь наверняка сказала?

— Ни слова. Она серьезно травмирована.

Ванья посмотрела на него скептически.

— Значит, ты хочешь сказать, что мы не получили никакой дополнительной информации, несмотря на то, что нашли свидетеля, который, возможно, видел все собственными глазами?