Николай Леонов - Миллион в лохмотьях

Гуров поднес к лицу Большакова смартфон и включил видео, которое записал в палате Возницина. Олег с ужасом смотрел на экран. Лев видел, как у парня затряслись руки, как его лицо исказила гримаса боли. Он отобрал телефон и положил на стол.

– Теперь ты видишь, какой бывает порой жизнь. Теперь ты понимаешь, что все это касается не только тебя одного. Это как круги по воде от брошенного камня. И камень-то давно утонул, а они все расходятся и расходятся…

– Она очень переживала, она бесилась от этого, – глухим голосом заговорил Олег. – Оттого, что Ольге все, а ей ничего. А потом мама умерла. У Алисы какой-то перелом случился в тот момент, когда она осталась одна. Я бы все сделал, что бы быть с ней, но ей это было не нужно. Но я все равно всегда был рядом. Она не замечала даже. Я боялся, что Алиса подожжет им квартиру или кислотой плеснет в лицо. К тому времени они с Ольгой уже много лет вообще не общались. А тут… Я, наверное, просто почувствовал неладное. Потому что любил ее…

– 23 мая?

– Да. Ольга любила посидеть на берегу. Находило на нее иногда. Она то очень компанейская девчонка была, а то старалась уединиться. И Алиса пошла за ней. Я не успел, я совсем чуть-чуть не успел. Мне было больно и страшно. Я прибежал, когда Алиса стояла над Ольгой, а та сидела свесив голову с поясом от куртки на горле, и из руки у нее текла кровь. Я хотел выскочить, схватить Алису, закричать на нее, в чувство привести, а потом целовать и просить не делать так… зачем… Глупо было! Я знал, что сделаю ей больно, если она узнает, что я оказался свидетелем. А еще больше не хотел, чтобы Алису посадили, хотел защитить ее, ведь сделанного уже не возвратить…

– И что было дальше?

– А дальше до Алисы, видать, дошло, что она в крови перепачкалась. Она сняла свои колготки, крутку и сунула метрах в двадцати под камень. Глупая, она не понимала, что под камнем одежду не видно, но полицейская собака в два счета нападет на след. Знаю, вы скажете, что я содействовал сокрытию улик преступления, но я не мог поступить иначе. Собрал вещи в пакет и унес в город. Я не думал их хранить, хотел просто бросить в мусорный бак и все. А тут эти бомжи. Достали, стали вынимать из пакета. Я понял, что они кровь увидят и меня запомнят, поэтому вернулся, отобрал у них одежду и унес. Решил на время в гараже спрятать. Мне вообще думать было некогда, меня Алиса беспокоила.

– И что ты решил? Поговорить с ней?

– Да! Твердо решил, что найду, расскажу, что видел, и помогу ей, сделаю так, чтобы ее не заподозрили… И опять опоздал…

Большаков опустил голову и наконец заплакал по-настоящему, как плачут люди, когда нет уже сил копить в себе горе, нет сил сдерживать слезы. Лев налил из бутылки в бокал воды и протянул парню. Олег пил, и его зубы стучали о край бокала. Потом он вытер тыльной стороной ладони губы и стал быстро говорить:

– Я заблудился! Потерял ее. А потом понял, что она и не собиралась идти на то место, где убила Ольгу. Она пошла в уединенное место, где ее никто не увидит. Она не подумала, что там много грибов, и грибники могут ее найти. Так и получилось. Она села, побрызгала себе заморозкой на руку, а потом вскрыла вены. Когда я нашел Алису, около нее уже собралась толпа, вызывали полицию и «Скорую». Я… не мог видеть ее мертвую… я не подошел…

– Все?

– Все, – с шумом выдохнув, признался Олег. – Теперь все. Можете сажать меня в тюрьму.

– Сегодня переночуешь в камере. Завтра утром спокойно, без нервов все под запись продиктуешь Вадиму Попкову. Он составит твое чистосердечное признание. Твоей маме я сам скажу. Она придет за тобой.

– Вы… вы меня отпустите? – недоверчиво посмотрел на Гурова Большаков.

– Не смотри на меня так, – покачал Лев головой, – и не думай, что самое страшное и неприятное позади. Надеюсь, что суд примет относительно тебя правильное решение. Ведь ты всего лишь свидетель. Только вот, парень, жить тебе с этим всю оставшуюся жизнь. И я не знаю, что легче. Отсидеть в колонии или нести этот груз в душе до старости. И знаешь еще что…

– Что?

– Маму береги. Фактически она тебя спасла, благодаря ей все разъяснилось. Благодаря ей мы разобрались. Матери, они очень сильные. Береги свою маму.

На следующий день Гуров уже ехал в поезде в сторону Москвы. За окном проносились леса, лесочки, красивые луга и высокие берега Оки. И ему все казалось, что он видит девушку, сидящую на траве возле березки. Она смотрит на воду, а ее левая рука безжизненно лежит на колене запястьем вверх…