Михаил Макаров - В понедельник дела не делаются

Уголовный розыск мёртвым морским узлом пристёгнут к следствию.

Короче говоря, протокол осмотра места происшествия Михе пришлось писать самому. Не занимался он этим делом почти два года, как покинул следственный отдел.

Начал с привязки трупа к месту. Довольно косноязычно описал расположение дома, нумерации не имеющего, и участка. На серый лист протокола с небес упало несколько капель, проявляя скверное качество бумаги. Вероломно собирался дождь, небо было обложено капитально.

Сосед – мужчина в возрасте, дачник, привлечённый в качестве понятого, оказывал активное содействие следствию.

– Это Олька… О-олька, – авторитетно заявил он, когда с трупа стянули тряпье. – Я тут как-то не узнал их с Иркой. Гляжу-у… идут две такие красавицы. Нарядные что-о ты… раскрашенные.

Ридикюлями машут. Кто такие? Не пойму никак… Хвать, это Оля с Викой на смену маршируют.

Вторая понятая – косоватая жена активиста – почти сразу слиняла, заохав при виде извлеченного мёртвого тела. Тоже грубейшее нарушение уголовно-процессуального законодательства со стороны дознавателя, обязанности которого выполнял сейчас Миха. Понятые должны присутствовать всё время проведения осмотра места происшествия. Даже самого многочасового. Ночь напролёт, вдыхая аромат гнилой плоти. И самое главное – бескорыстно. Презумпция виновности следователя, за каждым действием которого должно надзирать незаинтересованное око общественности. Изобретение социалистического правосудия. Чушь собачья! При желании даже под постоянным присмотром самых бдительных понятых профессионал раскидает карты по-своему.

Кроить Маштакову никакого смысла не было. С женой активиста договорился, что она придет к концу осмотра, он прочитает ей протокол и она распишется за достоверность составленного документа.

Труп как всегда описывал судмедэксперт. Правильно на этой стадии он именовался специалистом в области судебной медицины. Много лет назад Михе объяснил это покойный эксперт Ежов Виктор Алексеевич. Описывали в салоне «УАЗика», дождь сделал фиксацию осмотра под открытым небом невозможной.

В пальцах у Никульского слоисто дымилась сигарета. Он говорил без пауз, почти по-писаному:

– …трупное окоченение отсутствует во всех группах мышц… имеются наружные повреждения органокомплекса шеи…

Записывая за ним, Маштаков в очередной раз подумал, что все-таки в медицинских ВУЗах образование качественное.

«Не зря шесть лет учатся, да еще с интернатурой! И никакого там заочного или вечернего обучения».

Писал и чувствовал дискомфорт. Не сразу понял – раздражение появилось оттого, что криминалист Николаев шланговал.

Щёлкнув несколько раз фотоаппаратом, он без разрешения ушёл от трупа и теперь сидел рядом с водителем в кабине, слушал магнитофон, из которого певица Натали сладкоголосо пела про облака, которые плывут как лебеди.

– А вы чего так быстро свернулись? – строго спросил у него Миха.

Со всеми присутствовавшими Маштаков был подчеркнуто на «вы». Выставляя, таким образом, щит против возможного необоснованного панибратства. От которого он здорово комплексовал. В былое время, после своего исхода из прокуратуры, Миха на каждом шагу сталкивался с этим. Когда двадцатилетний сержант ППС, месяц назад трепетавший при мысли о вызове к зампрокурора, теперь на просьбу нового следователя подкинуть до дома после дежурства отвечал, пыхая сигареткой: «Ну во-от ещё, на Эстакаду переться! Такси вызывай!»

Николаев не сразу уразумел, что обращаются к нему. Наверное, переживал, что мало успел отхлебнуть сметаны из стаканчика Ковальчука. Или наоборот – вспоминал, какая она была вкусная.

– Идите и сфотографируйте труп. Узловой снимок. Композиционный. Привяжите труп к местности. Ещё, это самое, панораму сделайте. Дело здесь серьезное, – внушал Маштаков.

Николаев слушал его, широко открыв светлые глаза. Изумлялся, как будто его заставляли прямо сейчас под дождем сплясать экзотический танец. Тарантеллу, например.

Кстати, ему предстояло ещё дактилоскопировать труп. Предварительно вымочив отсеченные кисти рук в солёной воде. Из-за гнилостных изменений откатать пальцы в обычном порядке, скорее всего, не удастся.

Ковальчук и участковый Корбут разошлись по деревне допросить пару человек. Опер – бабку, которая якобы вчера видела Вику, Олькину подружку. Участковый – продавщицу. Допросы носили дежурный характер. Следователь потом передопросит обеих свидетельниц как следует. В кабинете, на пишущей машинке, обстоятельно, практически без орфографических ошибок.