Жорж Сименон: Мегрэ и строптивые свидетели

Она смотрела прямо перед собой, как будто вспоминая.

— Я не поглядела на часы.

— Где вы находились?

— У себя в комнате.

— У вас общая комната с мужем?

Она снова заколебалась.

— Нет.

— Ваша комната выходит в коридор почти напротив комнаты вашего шурина?

— Да. По правой стороне коридора две комнаты, моя и моего мужа.

— С каких пор у вас отдельные спальни?

Арман Ляшом кашлянул и, повернувшись к следователю, все еще стоящему у дверей, произнес нерешительно, голосом робкого человека, вынужденного сделать над собой усилие:

— Я сомневаюсь, что комиссар имеет право задавать вопросы, касающиеся нашей личной жизни. Мой брат был убит сегодня ночью с целью ограбления, а нас все время расспрашивают только о том, что мы делали сегодня ночью.

Тень улыбки скользнула по лицу следователя Анжело.

— Я полагаю, что комиссар Мегрэ задает вам подобные вопросы как свидетелям…

— Я не люблю, когда беспокоят мою жену, и я не желаю, чтобы ее вмешивали в это дело.

Он сердился, как все застенчивые люди, которые редко высказывают свои чувства.

Мегрэ сказал мягко:

— Кто был главой вашей семьи, месье Ляшом?

— Какой семьи?

— Скажем, всех тех, кто живет в этом доме.

— Это касается только нас самих. Не отвечайте ему больше, Полет.

Мегрэ отметил про себя, что он не говорит жене «ты», но, возможно, так принято в определенном кругу, часто именно в этом и выражается снобизм.

— Если вы будете продолжать в таком духе, то вы еще, пожалуй, начнете допрашивать моих родителей, затем служащих и рабочих фабрики…

— Да, конечно, я собираюсь это сделать.

— Мне неизвестны в точности ваши права…

— Я могу вам дать разъяснение по данному вопросу, — вмешался следователь Анжело.

— Благодарю вас, но я предпочитаю продолжить этот разговор в присутствии нашего адвоката. Надеюсь, мне будет позволено вызвать его?

Следователь ответил не сразу:

— Ни один параграф закона не запрещает присутствия вашего адвоката. Но я еще раз, позволю себе напомнить вам, что вы и члены вашей семьи допрашиваетесь в качестве свидетелей и что в подобных случаях, обычно, не принято вызывать адвоката, так как…

— Мы не будем больше отвечать, пока он не придет.

— Как вам будет угодно.

— Я ему немедленно позвоню.

— Где, у вас телефон?

— В столовой.

Столовая помещалась в соседней комнате, и, когда Ляшом открыл дверь, все увидели стариков, сидящих у камина, в котором слабо горел огонь. Решив, что в столовую снова войдут чужие люди, старики хотели подняться и скрыться в глубине дома, но Арман Ляшом быстро прикрыл за собой дверь.

— Ваш супруг, мадам, по-видимому, очень потрясен случившимся.

Она сурово взглянула на комиссара.

— Это вполне естественно, вам не кажется?

— Братья были близнецами?

— Между ними семь лет разницы.

Тем не менее братья были очень похожи, даже усы, тонкие и длинные, были у них одинаковые; из соседней комнаты доносился шум голосов. Следователе Анжело, не выражал ни признаков нетерпения, ни желания сесть.

— У вас нет никаких подозрений, никаких мыслей о том, кто….

— Мой муж уже заявил, что мы не будем отвечать на ваши вопросы, пока не приедет наш адвокат.

— А кто ваш адвокат?

— Спросите об этом моего мужа.

— У вашего мужа есть еще братья или сестры?

Она взглянула на него и не ответила. И все же она была совершенно непохожа на остальных членов семьи, Чувствовалось, что в других условиях она могла быть красивой и желанной, в ней как бы затаилась жизненная сила, которую она вынуждена была подавлять.

Странно было видеть ее в этом доме, где все говорило о минувших временах и давно прошедшей жизни.

Арман Ляшом вернулся в гостиную. И снова позади него мелькнули у камина лица двух стариков, похожих на восковые фигуры.

— Адвокат будет здесь через несколько минут.

Он вздрогнул, услышав на лестнице тяжелые шаги. Мегрэ его успокоил.

— Это прошли за телом, — сказал он. — Прошу простить, но господин следователь может вам объяснить, что таков закон и что необходимо транспортировать убитого в патологоанатомический институт для вскрытия.

Занятно, что родственники как будто не испытывали никакого горя, только какую-то подавленность, беспокойство и оцепенение.

Множество раз за свою долгую практику Мегрэ оказывался в подобных же обстоятельствах, когда ему приходилось врываться в жизнь людей, в доме которых произошло преступление. Но ни разу он не испытывал подобного ощущения нереальности всего происходящего.