В доме под красным знаменем ярко горели секретарские окна.
— Подпольный обком действует! — резюмировал Казарян.
— Споем что-нибудь партийно-комсомольское! — предложила Жанна и, обняв левую руку Смирнова, спросила шепотом: — А ты партийный, Санек?
— Ага, — подтвердил Смирнов, с приятностью ощущая тепло, исходящее от Жанны.
— А я — комсомолка, — созналась Жанна и добавила: — Была.
Всех слов песни Олег не знал и не знал, главное, вступительных трех строчек, он их промычал под музыку. Но четвертую спел громко:
Нам дает путевку комсомольский комитет!
А хор мальчиков и одна девочка дружно подхватили припев:
Едем мы, друзья,
В дальние края.
Станем новоселами
И ты, и я.
На испоганенное козлом крыльцо вышел бурят-милиционер.
— Здесь запрещено нарушать общественный порядок, — сообщил он.
— А где разрешено? — полюбопытствовала Жанна.
— У себя в Москве нарушайте! — отчаянно выкрикнул милиционер и скрылся за дубовыми дверями. Но представление на этом не кончилось, из гостиницы выскочил Борька Марченко, очумело огляделся, увидел первую пятерку, пожаловался:
— Больше не дают!
И кинулся из освещенного добротными фонарями цивилизованного прямоугольника в неизвестную туземную тьму.
— Борька, ты завтра в кадре! — завопил вслед ему режиссер-постановщик.
— По сценарию он в этом кадре должен быть с похмелья, — успокоил взволнованного творца Сеня Саморуков. — Да и к тому же, как считает наш кинодраматург, чем хуже будет рожа у отрицательного героя, тем лучше.
— А куда это он? — заинтересовался Смирнов.
— Здесь для водителей скоте возок круглосуточная забегаловка функционирует, — объяснил неофиту всезнающий Сеня. — Кстати, Боря подал неплохую мысль, а?
* * *
Забегаловка стояла над дорогой на крутом пригорке и освещала фонарем-прожектором, который особо выделял прибитую над крыльцом вывеску с одним выразительным словом «Закусочная».
Борька уже стоял у стойки. А у последнего столика, в самом углу — чтобы незаметнее, печально сидел над граненым стаканом известный писатель. Сразу же заметив его, безжалостный Олег нарочито бесшабашно рванул струны гитары и хрипло запел:
— Деревянный самовар, деревянный самовар!
Делать было нечего: принципиальный писатель резко поднялся и, ни на кого не глядя, покинул пункт общественного питания.
— Гляди ты! — изумился, зная прижимистость мастера слова, Сеня Саморуков. — Даже не допил!
В сиротливом стакане оставалось граммов тридцать, Олег брезгливо двумя пальцами взял его и выплеснул остатки на пол.
— Зачем добро переводишь? — лениво спросила из-за стойки буфетчица.
— Помещение дезинфицирую, — столь же лениво ответил Олег. Удовлетворившись ответом, буфетчица привычно догадалась:
— Всем по сто?
— Лучше целую бутылку, — слегка поправила Жанна.
Не любила баб, посещающих ее заведение, буфетчица, но эту, красивую, языкастую, переворачивающую все, как ей надо, уважала и побаивалась. Поэтому сделала вид, что именно так и задумано: — А я о чем говорю!
Сеня сдвинул два стола, и первым к ним подсел Борис, под шумок мимолетного конфликта незаметно принявший свою сотку, которая, надо полагать, окончательно ликвидировала актерскую наличность. А тут — бутылка, не по дозам, а бутылка. Вполне вероятно, что и нальют.
Олег принес бутылку и стаканы, а Роман миску с квашеной капустой и вилки. Уселись все. Олег с ловкостью необычайной сорвал вилкой с бутылки без хвостика накатанную металлическую пробку и мастерски, на бульк, разлил по пяти стаканам.
— А мне? — по-детски трогательно спросил Боря.
— Мое выпьешь, — ответил Олег.
— Ты же в завязке! А я и забыл! — опять же, как дитя, обрадовался Борис.
— За что пьем? — болтая свою дозу в стакане, поразмышлял Казарян.
— За то, чтобы было хорошо, братцы! — возгласил находчивый Семен.
— И сестры, — добавила Жанна и по-мужски сотку махнула всю.
Выпив, с коровьей грустью зажевали капусту.
— Спойте чего-нибудь хорошее, — попросила буфетчица.
— Я спою, — решила Жанна. — Александр Иванович твои, Лелик, песни не любит.
— А твои — любит? — подначил Олег.
— Он меня любит, а это важнее, — срезала его Жанна и тихо начала:
Сиреневый туман над нами проплывает,
Над тамбуром горит прощальная звезда…
…Давным-давно пел ему, Смирнову, эту песню милицейский генерал. Давным-давно. Сегодня утром…
Читать дальше