Фридрих Незнанский - Сенсация по заказу

Последняя фраза подразумевала, что, если Турецкому нужна помощь, он знает, как ее получить. Он ее и получил. Люди Грязнова были уже в пути.

После разговора с Меркуловым Турецкий наконец выпил, послонялся по квартире… Спохватился, вышел на улицу и тщательно проверил машину. На его непрофессиональный взгляд, ничего нехорошего в ней не появилось. Ну да этим еще будет кому заняться.

Мимо проезжало такси. Турецкий посмотрел на «чашечки», вспомнил, как уезжала жена. Позвонил ей.

— Ирка, это говорит нелепый человек Александр Борисович Турецкий.

— Сашенька, что с тобой?! — испугалась Ирина.

— Думаю, все в порядке. Они ушли. Возвращайтесь домой. Может быть, я даже еще приготовлю эти чертовы кабуки.

Турецкий на кухне доедал вчерашний плов. Ирина влетела в квартиру с горящими глазами. Села напротив него, подцепила кусочек мяса.

— Приятного аппетита, — сказал Турецкий.

— Да ладно тебе! Саш, представляешь, я сегодня во ВЦИОМе была…

— Что это такое? — спросил Турецкий с набитым ртом, но жена его поняла.

— Центр изучения общественного мнения.

— И что ты там делала?

— Мне нужны сведения о страхах, об угрозах, подстерегающих в жизни, о том, что служит источником для беспокойства. А они как раз сейчас собирают и такие данные — у меня там приятельница работает…

— Ну и? — заинтересовался Турецкий.

— Тебе правда интересно? — обрадовалась Ирина.

— Я же живой человек.

— Слава богу.

— Не иронизируй, — пожаловался Турецкий.

— Я совершенно серьезно сказала. Так вот, исследование показало, с одной стороны, консервативность нашего сознания: мы боимся, в общем, того же, чего боялись наши далекие предки, и кроме самих себя возлагаем надежды разве что на Бога. С другой стороны, общественное мнение рисует «картинку страхов», сильно отличающуюся от той, которую видит перед собой власть. Шестьдесят шесть процентов опрошенных утверждают: жить в России год от года все более опасно.

— Значит, опасно, — задумчиво протянул Турецкий. — А много их было, этих опрошенных?

— Не знаю. Не мало, надо полагать.

— Ну ладно, а конкретно чего люди боятся? Войны?

— Какой войны?! — удивилась жена. — Это наши родители и бабушки так заклинали лет пятьдесят: «Лишь бы не было войны!» — но акценты давно сменились. А сейчас больше всего боятся посягательств на жизнь и здоровье близких, потери ими здоровья, ну и смерти, конечно.

— Смерти близких или собственной смерти?

— Близких. Стереотип мышления понятен: несчастье может случиться с кем-то, но не со мной.

— Ага, то есть эгоисты-то мы, конечно, эгоисты, но за ближних все же боимся больше, чем за самих себя.

— Можно и так сказать. При этом половина считает, что жизнь в принципе, которая нас всех стрижет под общую гребенку, становится год от года все опаснее.

— А финансовый крах, потеря репутации, выпадение из социума? Стихийные бедствия, наконец? Экологические катастрофы?

— Гораздо, гораздо меньше!

— Может, этот опрос среди олигархов проводился? — не удержался Турецкий.

— Не думаю.

— Семь процентов вполне уверены в своем будущем, а пять — ничего не боятся ни сегодня, ни завтра, ни вообще!

Дзинь…

Это был странный звук. Супруги замолчали и посмотрели друг на друга.

Турецкий подумал: сейчас не хватает только фразы из голливудского фильма: «Дорогой, это то, что я думаю?» Но Ирина молчала, закрыв рот обеими ладонями. Турецкий повернулся влево и увидел отверстие в оконном стекле. Потом повернулся вправо — в стене, на уровне его головы, торчал кусочек свинца.

Ирина сидела в «мертвой зоне» — рядом со стеной, Александр Борисович — ровно напротив окна.

«Пуля, — подумал Турецкий отстраненно. — У меня в стене — пуля. Она предназначалась для меня. Но я ее не получил. В этот раз».

Турецкий встал и достал из буфета бутылку коньяка. Коньяк был молдавский, из старых запасов. Дешевый, но вполне приличный. Теперь такого уже не будет. Черт бы побрал этих политиков, санитарных врачей и прочих идиотов, которые запретили ввозить молдавский алкоголь… Господи, о чем я думаю?!

Он искоса глянул на жену. Она сидела в той же позе.

— Тебе налить? Ирина молча кивнула.

Вернувшись вечером, Турецкий попытался поцеловать жену, лежащую на диване без видимых занятий с телевизионным пультом в руке. Она слегка отстранилась:

— Ни к чему это. Вот скажи лучше, чего бы тебе сейчас по-настоящему хотелось? — спросила Ирина.

— Честно?

— Ну конечно.