Виктор Пронин - В позе трупа

— Точно?

— Сегодня же твой клиент будет на свободе.

— Сейчас, — тихо, но твердо повторил Анцыферов, исподлобья глядя на Пафнутьева.

— Сегодня, — тоже тихо, но не менее твердо ответил Пафнутьев. — Надо же хоть немного уважать контору, — он окинул взглядом стены прокурорского кабинета. — Проведем необходимые процедуры, составим бумажки, подпишем… Вынесем постановление, обоснуем его — и, как говорится, на все четыре стороны. Все это произойдет сегодня. В пятницу. День короткий, но мы успеем. Твой приятель еще проведет вечерок в ресторане. Если у него не будет более важных дел.

— Пусть так, — согласился Анцыферов без подъема. — Паша… Но это твердо? — Не мог, не мог он до конца доверять Пафнутьеву, постоянно ждал от него какого-то кандибобера, постоянно вынужден был перепроверять. На явном предательстве его не ловил, но своеволие ощущал постоянно. — Я могу доложить?

— Я бы не торопился на твоем месте, Леонард. О чем ты сейчас доложишь? Что со мной поговорил? Несерьезно. Доложишь, когда человек будет на свободе.

— Тоже верно.

— Прекрасная погода, не правда ли? — Пафнутьев показал на окно, в котором едва ли не впервые за последние несколько дней проглянуло осеннее солнце. Желтая листва делала свет золотистым, праздничным, даже каким-то обнадеживающим. И улыбался Пафнутьев широко и откровенно, как человек, который поймал ближнего на некрасивом поступке, но великодушно простил его.

— Да, ничего погода, — смешался Анцыферов, поняв улыбку следователя.

Пафнутьева он проводил взглядом, полным недоверия и сомнений.

Дубовик превзошел самого себя по оперативности. К тому времени, когда Пафнутьев вернулся в кабинет, он успел провести два опознания со всеми формальностями. Андрей съездил за Викой, привез ее на машине Пафнутьева, и она бестрепетной рукой указала на Амона, как на человека, который пытался изнасиловать ее в лифте и только вмешательство соседей спасло ее от надругательства. Именно в таких выражениях Дубовик изложил все происшедшее. Вика не возражала, а возражения Амона не произвели на следователя слишком большого впечатления.

— Было? — спросил Дубовик. — Было. А о том, расстегивал ли ты ремень, спускал ли ты штаны или они сами с тебя сползли — обо всем этом расскажешь судье, если он тебя об этом спросит.

— Нехорошо говоришь, начальник, — ворчал Амон, посылал на Вику свирепые взгляды, всхрапывал от обиды и оскорбления, но что-то произошло с ним — чем дольше он находился в прокуратуре, тем становился как-то беспомощнее.

Потом в кабинет вошел старик, который видел убийство, происшедшее у его машины неделю назад. Он, правда, оговорился, что не может твердо назвать Амона убийцей, но подтвердил, что из трех предъявленных ему для опознания человек на убийцу похож только Амон. Протокол подписал, а уходя, еще и пригрозил Амону пальцем, будто действительно дворового шалуна отчитал.

— Поговорим, папаша, — пообещал ему на прощание Амон. И старик, уже собравшийся было уходить, вдруг взвился. Вернулся от двери, подошел к Амону.

— Пугаешь? Меня? Ах ты, дерьмо собачье! Ах ты, дрянь вонючая! Он меня решил попугать! Ты поднимись в атаку из окопа! Ты поднимись навстречу танку! Ты сходи, козел, врукопашную, а потом пугать меня будешь! А нож в спину всадить… — И старик, размахнувшись, влепил Амону такую мощную пощечину, что тот весь дернулся и с трудом удержался, чтобы не свалиться со стула.

Амон вскочил, но не успел ничего сделать — старик оказался куда живее, чем он предполагал. Захватив все лицо Амона в ладонь, он с силой толкнул его на стул, и тот с грохотом снова сел.

— Приходи, поговорим. — И, хлопнув дверью, старик вышел.

— Избиваете, начальник? — проворчал Амон.

— Виноват, не уберег тебя, Амон. Садись, пиши жалобу на старика. Все опиши, дескать, избил тебя дед семидесяти лет. Давай, жалуйся, джигит! Оштрафуем старика на тысячу рублей и вручим тебе деньги. На пачку сигарет не хватит, но пару пирожков на вокзале купишь.

— Нехорошо говоришь. — Амон облизал губы, сплюнул себе под ноги, растер плевок.

— Еще раз так сделаешь, — сказал Пафнутьев, — заставлю вымыть пол. Дам ведро, швабру, и будешь мыть. И не только здесь, там весь коридор затоптан. И в туалете непорядок. Такие козлы, как ты, в унитаз попасть не могут, рядом свое дерьмо кладут. Понял, козел?

Желваки, маленькие, бугристые, острые желваки возле самых ушей Амона вздрогнули, напряглись и замерли. Сжав зубы, он молчал.