Николай Леонов - Колдовская любовь

Гурову показалось, что на грубом лице полковника промелькнуло выражение отчаяния. Он обшарил взглядом двор и сделал знак своим людям. Те спрятали пистолеты и, кажется, приготовились покинуть поле боя.

Из-за гаража вышел Палыч.

– Так-то оно лучше, – заметил он негромко, направляясь к Любимову. – И чего ты тут пальбу развел – долго ли мирных жителей покалечить? Вижу, что бабу взял, а ты все-таки поостерегся бы… И Гурова твои чуть в расход не пустили, а я ведь тебя предупреждал! Баба – полдела, а документы-то у него!

Любимов ничего не ответил – на этого могучего, беззастенчивого человека будто столбняк напал. Выкатив глаза, он бессмысленно смотрел на Палыча и не говорил ни слова. Зато неожиданно заговорила Жукова. Она закричала.

– Ты же обещал увезти меня, скотина! Что ты стоишь? – кричала она, сильно толкая полковника в плечо. – Ты же губишь меня, сволочь! Что ты стоишь как пень?! Думаешь выйти сухим из воды? Не выйдешь!

Любимов медленно, как сомнамбула, обернулся к ней. На его лице появилась растерянная жалкая улыбка, которой никак не ожидал от него Гуров. А Жукова вдруг выдернула из сумочки револьвер с коротким стволом и почти в упор, не целясь, выпалила в Палыча.

Гуров не видел, насколько серьезно он ранен, но после выстрела Палыч отшатнулся, медленно осел на землю и так и остался сидеть, уронив голову на грудь, как хорошо подгулявший человек.

На секунду все опешили, и лишь полковник Любимов сделал инстинктивную попытку задержать Жукову. Однако действовал он на удивление медленно и неловко, чем-то напоминая со стороны человека, впервые пришедшего на урок танца. Но даже эти неуклюжие попытки привели Жукову в бешенство, и она, не раздумывая, выстрелила в Любимова.

Все это произошло так быстро, что никто из вооруженных людей во дворе ничего не сумел предпринять. Жукова повернулась и побежала туда, где ее дожидался единственный и последний шанс – серебристый «Субару». Ее никто не преследовал.

Позднее, вспоминая этот эпизод, Гуров решил, что дело было вовсе не в растерянности и нерасторопности людей из обеих команд. Просто у тех и других были четкие инструкции – женщину брать живой. Но желающих остановить разъяренную фурию с револьвером, выпускающую пулю за пулей во все, что движется, в тот момент не нашлось.

Не было такого желания и у Гурова. Но Жукова бежала прямо на него, и по выражению ее лица было ясно, что она намерена выжать из своего последнего шанса все до последней капли. И еще Гурову показалось, что он успеет остановить Жукову прежде, чем она сумеет воспользоваться револьвером. Но он не успел.

В последнюю секунду, когда Гуров уже было решил, что все получилось, он вдруг увидел перед собой ослепительную вспышку и почувствовал мощнейший толчок в грудь – никакой женщине такое было не под силу. Его отбросило назад. Мгновенно ослабевшее тело не сумело удержать равновесия – Гуров рухнул на землю, и день медленно померк в его глазах.

Крячко безо всякой надобности поправил под головой Гурова подушку и растроганно произнес:

– Наконец-то я вижу твою драгоценную рожу! Скажу честно, был момент, когда я уже потерял надежду. Взял такой грех на душу. Но что делать, если эти чертовы врачи совсем уже собирались списать тебя в расход? Их ведь хлебом не корми, а дай только отправить кого-нибудь на кладбище. А если человек не в состоянии им противостоять, считай, его песенка точно спета! Я, думаешь, зря стараюсь держаться от них подальше? Возьми тот случай, когда меня отметелили. Отлежался, очухался – и опять как новенький! А если бы я тогда в больницу лег – глядишь, сегодня бы уже провожали меня в последний путь, под оркестр…

Он все никак не мог найти себе места, но наконец успокоился и уселся на стул, глядя на Гурова со счастливой улыбкой. Синяки на его физиономии почти сошли – только под глазами еще желтели нехорошие болезненные круги. Но каждая черточка его лица опять светилась привычным выражением довольства и оптимизма. Это был прежний неунывающий Крячко.

– А этот их порядок – не пускать никого в палату! – снова заговорил он с наигранным возмущением. – Средневековье какое-то! Вот я слышал, что в Америке наоборот – родственники и друзья имеют право в любой момент навещать больного. Вплоть до того, что около операционного стола стоят! Там с этим строго. Попробовали бы там врачи что-то сделать келейно – да их бы по судам затаскали! Это у нас только – вне критики…