Жора в ответ на ее слова усмехнулся. Ему очень шла его кличка — Могильщик. Двухметрового роста, с широченными плечами, он выделялся в любой толпе своими невероятными габаритами. При этом тело его было не обрюзгшим, а поджарым, и, для своих лет — удивительно атлетичным. При этом он не делал ничего, чтобы поддерживать свою форму. Таким его просто сделала природа. Он мог бы достичь больших высот в спорте, но сошел на воровскую стезю слишком рано, еще в подростковом возрасте. Лицо у него было крупным, с мощными челюстями, и в чем-то оно было даже приятным, если бы не серые, почти не мигающие глаза, с вечным прищуром ко всему готового человека. Выглядел он старше своего возраста — сорока лет, и этому виной был последний долгий тюремный срок в тринадцать лет, полученный Могильщиком за нападение на инкассаторов. В зоне он, по воровским понятиям, вел себя настолько хорошо, что, выйдя на волю, мог на равных говорить с любым авторитетом. Его звало к себе руководство несколько мощных областных бригад, но он остался в родном городе, и сошелся с Сонькой Зубаревской. Жора пребывал при ней не только в роли сожителя, но и охранника, водителя и крыши. Трясти бабу с таким прикрытием не решался никто. Никто, кроме милицейского начальства.
Они подъехали к зданию, где размещалось ЖКО номер четыре, Софья поднялась в паспортный стол. Увидев ее в дверях кабинета, толстая, крашенная тетка лет пятидесяти, радостно заулыбалась.
— О, Сонечка, как я рада тебя видеть!
— Привет, Танечка.
Они расцеловалась, потом Софья сунула в руку паспортистки шоколадку.
— Это тебе с чайком попить.
— Спасибо! Ты останешься, я сейчас чайник поставлю?
— Некогда, Таня, некогда. В другой раз.
— Ну, тогда, ладно.
Паспортистка открыла свой стол, достала какую-то справку.
— Вот он, этот твой Сидоров. Родители у него умерли, с женой он развелся, и она уехала в Тюмень, три года назад. Детей нет.
— Ага, с этим все понятно. А родственники еще есть?
— Ты знаешь, Сидоровых много, есть и Михалычи. Я двоих успела проверить, они не родственники этого были. Больше не успела, паспортный уже закрывался. Да и новенькая эта, все косится, все сечёт — что я там делаю. Прошлый раз то она спросила, помнишь, я тебе рассказывала: "Что это вы там в картотеке шаритесь?" Курва рыжая!
Тем временем Зубаревская открыла кошелек.
— Я тебе пятьсот была должна? — спросила она Татьяну.
— Ну, да.
— Вот тысяча, и попробуй, пробей все же насчет родственников этого Сидорова, и вот еще этого: Соков, Иван Макарович, Павлова девять, квартира пятьдесят шесть. Я на днях заеду, еще…
— Можно? — в кабинет ввалился пропахший соляркой мужик лет сорока с серпастым паспортом в руках. — Мне бы паспорт вот сменить.
— Господи, подождать, что ли не можете?! — Взорвалась Татьяна. — Чай попить не дают!
— Ну, ладно-ладно, — Софья свернула разговор. — У меня тоже дела. Пока, Танюха.
Они снова расцеловались, и цыганка помчалась дальше, по своим, весьма криминальным делам.
Через два дня они засиделись в кабинете Колодникова до семи часов вечера. Кроме хозяина кабинета присутствовали еще четверо: опера Паша Зудов, Алексей Шаврин, и Виктор Демин, майор, старший над всеми участковыми в этом отделении милиции. Его добродушное лицо с полноватыми щеками не говорило о том, что это был один из лучших участковых города. Единственной женщиной была Ольга Малиновская, расположившаяся в единственном же, очень древнем кресле, и смолившая сигареты наравне с остальными.
— Нет, анализ на гистологию будет, хорошо если, через неделю, а то и больше. Сто процентов, что метиловый спирт в крови будет, и это хорошо. Но как нам прикрутить сюда еще и Зубаревскую? — спросил Колодников.
— А что, у нас есть показания соседей, особенно этой, Ольги Николаевны из сорок второй. Она, при случае, опознает Соньку, — высказался Шаврин.
— Ага, опознает. А потом Жора Могильщик исподтишка покажет ей кулак, и она все забудет сразу и навсегда, — скептично хмыкнул Демин. Это был его типичный стиль общения.
У Шаврина были свои аргументы.
— Да нет, бабка там, боевая, шустрая. Живет одна, за Кольку Паршина что-то сильно переживает. Говорит, что вырос на ее глазах, с дочерью ее дружил. Чуть не женился.
— А что там с его братьями, что-то я не поняла? — спросила Ольга.
— Их было три брата, Василий, старший, умер два года назад, от цирроза печени, — пояснил Шаврин. — А еще жили там два близнеца, Николай, и Петр. Петр исчез сразу после смерти Василия. Прошел слух, что его где-то убили.
Читать дальше