Евгений Сартинов - Пленники тайги

САРТИНОВ ЕВГЕНИЙ

Пленники тайги

1. Крылатая смерть.

[ Где-то в самом центре Сибири. ]

- Наверняка и сегодня вертолет не прилетит, - сказал Антон Зинченко, окидывая взглядом то, что поэты романтично называют небосводом. В этих местах начало сентября уже устоявшаяся осень, с давно промелькнувшим подобно миражу кратким, но сказочно прекрасным бабьим летом. Но теперь уже третьи сутки

свинцово-серое небо с унылым однообразием посыпало землю мелким, противным дождем в перемешку с колючим, остервенело холодным ветром. Сильно напакостить он не мог, даже наоборот, выморозил до будущего лета проклятущее комариное племя, но изрядно досаждал дружной компании геологов, пятый день терпеливо дожидающихся вертолета в условленной еще по весне точке.

- Нет, сегодня хоть окна между туч появились, может и распогодится, выбравшись из палатки высказал свое мнение Виктор Дробышев, высокий парень сильно напоминающий врожденной худобой и остроконечной бородкой молодого Дон-Кихота.

- И это ты называешь окнами? - скептически хмыкнул Антон. - Вот у меня на портянках, это действительно окна, не один вертолет, а два сядут, а это, - он пренебрежительно махнул на небо, - что угодно, только не летная погода. Да ведь, Семен?

Но третий из геологов, Семен Астахов, в дискуссию о состоянии погоды вступать не стал. Выбравшись из палатки он сочно зевнул, потом передернулся всем телом, но преодолев неприятный озноб и природную лень бегом спустился с невысокого обрыва к реке, и со зверским рычанием начал плескать в лицо ледяную воду. К моменту возвращения его в лагерь диспут о погоде кончился, и началось утверждение утреннего меню.

- Итак, господа геологи, что мы сегодня будем жратеньки? - с изысканной церемониальностью обратился к коллегам Антон.

Виктор, самый старший из троицы и к тому же начальник всего небольшого коллектива скептично хмыкнул.

- Будто у нас есть какой-то выбор? Как всегда: рыба с пшенкой, или пшено с рыбой.

Запасы продовольствия у экспедиции давно и неизбежно старались достичь абсолютного нуля. Выручала река, исправно поставляющая к скудному столу геологов дурных, но очень вкусных хариусов, хватающих все, что падало в воду сверху,

даже куски пластиковой изоляции, оставшейся в наследство от безнадежно сдохнувшей еще на прошлой неделе рации.

- Вот я вас и спрашиваю, сэр, как вы желаете потребить эти два неизменных ингредиента - в жареном, или вареном виде?

Семен и Виктор с сомнением посмотрели на новоявленного метрдотеля, рыжеватой клочкастой бородой и выцветшей банданой на голове сейчас больше похожего на списанного на берег за неумеренную жестокость пирата.

- Ладно, уговорил, - решил все сомнения Виктор, - давай уху, это будет сытнее.

Но тут неожиданно скривился Астахов.

- Опять уха? У меня ваша уха знаете уже где сидит? - Семён резанул себя ладонью по горлу. - Я мяса хочу!

Оба его товарища с осуждением уставились на Семена.

- Вить, тебе на кажется что наш товарищ через чур кровожаден? спросил Антон. - Вместо того чтобы с благодарностью потреблять таежную форель, этот потомок питекантропа мечтает о кровавых бифштексах.

- Да, боюсь что это может кончиться каннибализмом, - грустно согласился с мнением друга Виктор.

- А этим и кончится. - невозмутимо кивнул головой Астахов. - Ты же сам говорил что пшена осталось на два дня, потом начнем кушать менее ценных членов экспедиции, например коллекторов. Так что ты, Антоша, готовься, и поменьше двигайся, сохраняй последние капли жира.

Дружеская перепалка кончилось тем, что Виктор и Антон спустились к реке с самодельными удочками, а Семен, вооружившись карабином направился в тайгу.

- Далеко не уходи, Пижон! - крикнул ему в вдогонку Виктор. - Кажется в самом деле распогодилось, может вертолет все-таки прилетит.

Осень действительно словно решила взять тайм-аут, дождь прекратился, и кое где в разрывах туч появилась синева.

Пижоном Астахова прозвали за странную среди геологов привычку брить бороду даже в полевых условиях. Семен в свои двадцать восемь лет еще весьма дорожил вниманием противоположного пола, борода к его круглому лицу не шла, резкий контраст между загорелым лицом и белесым подбородком уже вызвал одну небольшую аварию на личном фронте молодого, и весьма честолюбивого геолога. C тех пор раз в два дня Астахов не взирая на язвительные насмешки друзей неизменно скоблил подбородок опасной Золингеровской бритвой. Не слишком высокий, коренастый, Семен как-то сразу располагал к себе. В темных, широко расставленных глазах до сих пор словно жило какое-то детское любопытство и непосредственность. Небольшой, чуть вздернутый нос на круглом лице и сама большая круглая голова делали Астахова чем-то похожим на большого ребенка-переростка. В свои двадцать восемь Семён еще не до конца избавился от иллюзий романтической молодости, геологию считал наукой превыше всех ныне существующих наук, и сам мечтал о славе ни чуть не меньше чем у Обручева или Ферсмана.