Вероника снова оглядела комнату, стараясь не смотреть на кресло, в котором умер ее отец. С круглого столика уже убрали шахматы. Исчезла полуобгоревшая сигара, которую Мегрэ заметил на пепельнице ночью.
— Мадам Жослен не произнесла ни слова?
— Она отвечала только «да» или «нет». Она в здравом уме, но кажется, что ее мучает какая-то мысль. Вы пришли поговорить с ней?
— Да, если это возможно...
— Она будет готова через несколько минут. Прошу вас, отнеситесь к ней помягче. Все считают ее очень сдержанной, потому что она умеет владеть собой. Но я-то знаю, что у нее плохо с нервами. Просто она умеет это скрывать.
— А вы часто видели ее сильно взволнованной?
— Это зависит от того, что вы понимаете под словом «сильно». Например, когда я была ребенком, мне случалось, как и всем детям, выводить ее из себя. Вместо того чтобы дать мне пощечину или взорваться, она бледнела, и можно было подумать, что ей не произнести ни слова. В таких случаях она почти всегда запиралась в своей комнате, и это меня очень пугало...
— А отец?
— Отец никогда не сердился. Вместо этого он начинал улыбаться, словно подшучивал надо мной...
— Ваш муж сейчас в больнице?
— Да, с семи утра. Я оставила детей с няней, не решаясь привести их сюда. Не знаю даже, что мы будем делать. Я не хочу оставлять маму одну в квартире. А у нас тесно. Впрочем, она и сама не захочет жить у нас...
— А прислуга, мадам Маню, не может с ней ночевать?
— Нет, у нее сын двадцати четырех лет, который капризней, чем самый требовательный муж. Он всегда недоволен, если она опаздывает... Нам нужно кого-нибудь найти, может быть, сиделку. Конечно, мама будет протестовать... Разумеется, я останусь здесь, сколько смогу...
У Вероники были правильные черты лица, золотистые волосы, но ее нельзя было назвать красивой, не хватало живости.
— Мне кажется, я слышу мамины шаги...
Дверь открылась, и Мегрэ с удивлением увидел совсем молодую с виду женщину. Он знал, что мадам Жослен намного моложе мужа, но в его представлении она все же была бабушкой.
В черном, очень скромном платье, она казалась стройнее, чем дочь. Это была брюнетка с блестящими темными глазами. Несмотря на свое горе, она была тщательно подкрашена и безукоризненно одета.
— Комиссар Мегрэ, — представился он.
Она опустила ресницы, посмотрела вокруг и наконец взглянула на дочь, которая тут же пробормотала:
— Наверное, мне лучше оставить вас вдвоем?
Мегрэ не возражал. Мать ее не задерживала, и Вероника неслышно вышла. Все шаги в этой квартире приглушались специальным покрытием и лежащими кое-где старинными коврами.
— Садитесь, — сказала вдова Рене Жослена, продолжая стоять у кресла мужа.
Поколебавшись, Мегрэ наконец сел, а его собеседница опустилась в кресло рядом с рабочим столиком. Она держалась очень прямо, не облокачиваясь на спинку, как все воспитанницы монастырей. Ее губы, без сомнения, от возраста стали тонкими, а руки, несмотря на худобу, были еще красивы.
— Прошу прощения за то, что пришел сюда, мадам Жослен, и, честно говоря, даже не знаю, какие вопросы вам задавать. Я прекрасно понимаю ваше смятение, ваше горе.
Она пристально смотрела на него, не отводя взгляда, и он подумал, слушает ли она то, что он говорит, или продолжает следить за собственными мыслями.
— Ваш муж стал жертвой преступления, которое кажется необъяснимым, и я должен учитывать все, даже малейшие детали, которые могут навести меня на след.
Она слегка кивнула, словно в знак одобрения.
— Вчера вы были с дочерью в театре Мадлен. Вероятно, убийца знал, что застанет вашего мужа одного. Когда вы решили пойти на этот спектакль?
Она ответила еле слышно:
— Три или четыре дня назад. Кажется, в субботу или в воскресенье...
— Кому это пришло в голову?
— Мне. Меня очень интересовала пьеса, о ней столько писали в газетах...
Зная, что под утро она еще не пришла в себя, комиссар был удивлен ее спокойствием и собранностью.
— Мы договорились с дочерью, и она позвонила мужу узнать, пойдет ли он с нами.
— Вам случалось ходить в театр втроем?
— Редко. Мой зять интересуется только медициной и своими больными.
— А ваш муж?
— Мы иногда ходили с ним вдвоем в кино или в мюзик-холл. Он очень любил мюзик-холл.
Голос у нее был ровный, невыразительный. Отвечая, она все время глядела на Мегрэ, словно на экзаменатора.
— Вы заказали билеты по телефону?
— Да. Кресла номер девяносто семь и девяносто восемь. Я хорошо помню, так как всегда прошу места у центрального прохода.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу