Игорь Яснов - Мажор. Возврата быть не может

Соколовский со злостью ударил кулаком по простреленному стеклу. Он не чувствовал крови на своем кулаке. Ни своей, ни крови Яны.

«Давай без истерики», — остановил себя Соколовский. Перед глазами стали всплывать лица близких ему людей, которые погибли, и это, как ни странно, принесло успокоение и способность мыслить холодно и расчетливо: «Значит, так вот, Стасик? Раньше у нас с тобой была холодная война, а теперь горячая началась. Девочка тут при чем? А ты спятил, Стас! Окончательно спятил!»

Оглянувшись по сторонам, Соколовский убедился, что за ним никто не наблюдает. На коленях у Яны лежала открытка. Чистая, неокровавленная. Значит, этот урод бросил ее в машину через слегка опущенное стекло уже после убийства. Сунув открытку в карман, Соколовский осторожно, обернув руку платком, расстегнул сумочку Яны. Флешка с большим мохнатым розовым хвостом лежала в боковом кармашке. «Девочка», — с грустью подумал Игорь, взглянув на игрушку, пристегнутую к флешке.

— Прости, — тихо произнес он, глядя на мертвую Яну.

И уже отъехав от отеля, Соколовский понял, куда ему сейчас надо. Машина неслась по ночному городу, Игорь бездумно смотрел вперед, мыслей не было. «Нет, так нельзя, соберись, — велел он самому себе. — Еще ничего не кончилось, ты вообще еще ни с кем не разобрался. Ты на половине пути, а впереди только враги. Злобные, клыкастые». Руки машинально поворачивали руль, и вот уже узкая дорога привела его к особняку с хорошо знакомыми зелеными воротами и высоким забором.

Оставив машину в стороне, Соколовский подошел к воротам и нажал кнопку вызова. Он смотрел прямо в глазок камеры. Смотрел уверенно, с вызовом. Он снова был самим собой.

Наконец в динамике что-то прошелестело, и раздался голос матери Стаса:

— Уходи.

— Елена Викторовна, нам нужно поговорить.

— Мне совершенно не о чем с тобой разговаривать, — холодно ответила женщина.

— Я до последнего дня тоже так думал.

Ответа не последовало. В динамике была только тишина. Но предчувствие подсказало, что женщина все еще слушает и смотрит на него.

— Вы же понимаете, я могу прийти с постановлением, я ведь в полиции работаю. Особенно учитывая то, что я сегодня узнал.

Снова молчание. Потом в тишине щелкнул замок, и дверь открылась. Соколовский быстро вошел и поспешил по дорожке к дому. Елена Викторовна встретила его на ступенях дома в накинутой на плечи большой теплой шали.

— Даю тебе ровно минуту, — сказала она, глядя сквозь Соколовского.

— Где Стас, Елена Викторовна?

— И у тебя хватает наглости приходить сюда, задавать мне такие вопросы! — Женщина наконец посмотрела на Игоря.

— Давайте без эмоций. Где он?

— На кладбище! И минута — слишком долго для такого разговора! — ответила женщина, и в ее голосе было мало от убитой горем матери, не так давно похоронившей сына.

— Если Стас на кладбище, — перебил ее Соколовский, — то как он мог час назад убить человека?!

— Этого не может быть… — после паузы уже взволнованным голосом произнесла Елена Викторовна.

— Когда неделю назад мне показалось, что я его видел, я так и подумал: этого не может быть. Сегодня я говорил с ним. Как это может быть? — Соколовский говорил и все пытался заглянуть женщине в глаза. Ему хотелось понять, можно ей верить или нет. — В том, что Стас жив, я и не сомневаюсь. Я хочу узнать — как? И где его искать, пока он не надумал убить кого-то еще?

— Стас, — заговорила женщина неуверенным голосом, — не мог никого убить. Он в Черногории. В отеле, у надежных друзей.

— В этом отеле? — хмыкнул Игорь, сунув в руки Елене Викторовне открытку. — Как же так вышло, Елена Викторовна?

Женщина подняла на Игоря глаза. В них мелькнула невеселая усмешка.

— Дороже всего нам обошлось вскрытие.

Соколовский каким-то чутьем понял, что Елене Викторовне нужно выговориться. И он не стал мешать, только внимательно смотрел в ее лицо, пытаясь уловить признаки лжи или искренности уставшей женщины.

— Когда мне сообщили, — медленно заговорила Елена Викторовна, — что сын не умер, я сразу поняла, что он получил шанс начать новую жизнь! Я знала: для этого раз и навсегда нужно было покончить со старой. Я убедила мужа, что все должно было быть по-настоящему. Настоящее вскрытие. Настоящее прощание. Настоящие похороны.

— Вы пережили его смерть при жизни, — тихо сказал Соколовский.

— Воскрешение возможно только после смерти. Своей первой жизнью сын разочаровал меня. Мне выпал шанс дать ему вторую, и я позаботилась о том, чтобы она была устроена по моим правилам.