Николай Леонов - Улики горят синим пламенем

Черушин вывел Элеонору через запасной выход и огляделся – куда дальше?

– Моя машина там, – блондинка указала рукой куда-то вправо.

Майор отмахнулся. Он решал в голове сложную задачу. Ключи от «Мерседеса» остались у Крячко, а ехать на машине Элеоноры ему никак не хотелось. За руль она его вряд ли пустит, а отдавать ей инициативу он не мог. Вдруг она знает дорогу? Не везти же ее и в самом деле в контору! Он немного растерялся.

И тут Черушин увидел, как из остановившейся машины вылезают двое парней. Он сразу их узнал. Это были телохранители Мурада Джавдетова. Они называли его дядей, хотя на самом деле были какими-то дальними родственниками. Может быть, просто односельчанами. Кажется, их звали Вахо и Михо. Наверное, Мурад подослал их сюда, чтобы встретить его, Черушина?

Майор потащил Элеонору навстречу братьям. Те тоже их заметили.

– Моя машина вон там, куда вы меня ведете? – начала упираться Элеонора.

Тем временем Вахо и Михо вытянули из-под курток стволы и направили их на Черушина.

– Не стреляйте, это я! – заорал он.

Впопыхах он не сообразил, что размахивает рукой с зажатым в ней пистолетом.

Вахо и Михо, не сговариваясь, выпустили в майора Черушина по нескольку пуль. Тот рухнул на асфальт. Элеонора, онемев, в ужасе застыла соляным столбом.

– Ты понял, что он кричал? – спросил брата Вахо.

– Откуда знаю, слушай! – отозвался Михо. – Я по-русски совсем мало понимаю, э! Наверно, плохие слова говорил, ишак такой-сякой! От русского разве что хорошее услышишь? Слушай, а я его вроде видел, когда он к Мураду приезжал.

– Э, мало ли кто к Мураду приезжал? Подох, и ладно. Уходим!

Вахо прыгнул за руль, Михо втолкнул Элеонору на заднее сиденье и упал сам. В этот момент из дверей запасного выхода ресторана показался Крячко, которому наконец-то удалось разогнать всех нападавших по углам.

Обстановку он оценил в долю секунды. Тело Черушина на мостовой, резкие движения смуглых пареньков и, главное, отсутствие в поле зрения Элеоноры сразу обрисовали ему картину в целом. Без криков типа «Стоять!», без предупредительных выстрелов в воздух полковник с ходу открыл огонь по колесам рванувшей с места машины.

Из машины раздались ответные выстрелы. Станиславу не понравилась меткость смуглых парней. Одна пуля потревожила его пробор, другая обожгла плечо. Сам он, похоже, в горячке промахнулся.

Машина сорвалась с места, стирая покрышки, и унеслась вдаль. В нос сыщику шибануло вонью горелой резины.

Из ресторана, пошатываясь и хромая, выбирались недавние противники Станислава. Увидев его с дымящимся пистолетом, вытаращили глаза и выставили вперед руки, демонстрируя мирные намерения.

– Извини, мужик, непонятка вышла. Мы ничего такого не хотели.

Грубиян-зачинщик остановился возле распростертого на земле тела майора Черушина и озадаченно потер травмированный подбородок.

– Да, круто ты его, – оценил он. – Нам еще повезло, легко отделались.

Крячко и сам уже понял, что столкнулся с обыкновенными алкашами. Обиды на них он не держал, но злился на себя, что позволил развести себя как сопливого пацана.

– Это не я. С какого хера мне его убивать?

Мужики удивленно переглянулись.

– Так это же он нас подписал, чтобы тебе вломить. Сказал – ты его бабу увел.

Станислав приоткрыл рот, да так и замер. Постоял с минуту. И тут позвонил Гуров.

– Ты живой? – спросил он.

Станиславу и в голову не пришло, что Гуров может иронизировать. Ответил он на полном серьезе.

– Я-то живой, но Элеонору увезли, – уныло сообщил Крячко.

– Кто?

– По-моему, какие-то абреки. Они Черушина убили.

– А как ты?

– Кажется, немного зацепили.

– Уже лечу! – Гуров отключил связь.

– Сам-то давай поосторожнее, – проворчал Крячко.

И присел на бордюр поджидать медиков и милицию.

С утра Гуров первым делом навестил раненого Станислава. Накануне вечером они не успели даже повидаться. К тому моменту, когда Гуров прибыл на место происшествия, Крячко уже укатил на карете «Скорой помощи».

Впрочем, ранение оказалось легким, и утром Станислав сбежал домой. Оставаться в больнице полковник отказался наотрез. Его жена вместе с дочкой еще накануне уехали на дачу, и теперь он наслаждался полным одиночеством.

– Представляешь, один, совсем один! Стакан воды подать некому, – говорил он Гурову по телефону, и голос его звенел нотами тихой радости.

Не то чтобы он не любил свою жену Наталью или дочку, даже совсем наоборот, души в них не чаял. За них, родных, любого злодея поуродовал бы, как Пикассо «Женщину, сидящую в кресле» или «Голову бородатого мужчины». Но иногда и самому оголтелому семьянину хочется немного побыть в одиночестве.