— Ты что?
— Да ни что. А Потемкин поймет.
— Вы друзья?
— Нет. Но он наш сотрудник.
Задавив сигарету в пепельнице, Славик покинул салон.
«Скотина!» — взревел мотор, сжались зубы Виталика. Но, включив передачу, он вывел «Рено» на трассу, и злиться не стал. Снова, так же, от этих, чужих и неумных слов, стало легче. Он прав — Виталик! А Славик — хорошая сволочь, как сытый свин...
«А я — то, прости меня, господи, переживаю, за душу твою. Стесняюсь… Пешка — и не фиг тут думать!»
Славик сам, все же — сам, — делал свою судьбу.
***
«Абсолют» на столе!» — оценил Виталик.
— Я не стесняюсь сказать, что ты доброе дело, Виталик, творишь! — продолжал Сергеевич, — Работяги мои, к праздникам, деньги получат. Другим — да я все понимаю, — «отстежки» ты тоже даешь. Они тебе тоже должны, как и я, говорить: спасибо…
— Ну, да, — улыбнулся Виталик, — сегодня сказал один!
— Ну, вот видишь...
Твердой рукой, сам, Виталик разлил по рюмкам:
— Ну, значит, Сергеевич, быть добру!
— Да, конечно же — быть!
А в середине мужского, застольного, немногословия, Виталик, подумав, заметил:
— Ты мне кивал, в прошлый раз, Сергеич, на настроение. А ведь вижу, сегодня ты сам посерьезнел.
— Да, есть, — согласился Сергеич, и выпил.
— Так вот, — сказал он, отставляя рюмку, — ты должен, наверное, знать: я того, о котором ты мне говоришь все время — видел.
— Потемкина?
— Да, на «пятерке» бежевой.
— Что ты! И как, что он спрашивал?
— Ничего! Я его в поле увидел. Проезжал и увидел. Проехал бы мимо — глупо. Я поздоровался...
— Все?
— Ну, да, все. А потом я был в Зорях, в России: а там, на подъеме, где мы фуры выводим, помнишь? Там тоже он был, с бабушкой разговаривал, которая у дороги живет…
— О чем?
— Да ты что, я бабулю допрашивать стану?
— Балда ты, Сергеич! Не стал бы — а он?
— Да нет. Не было. Слух бы прошел…
— Слух? Ты — деревня, Сергеич! Да он допросил. Допросил, понимаешь? Карга — не заметила этого, он же свое, что хотел — узнал!
— Ты думаешь?
— Я это знаю!
***
— Альфред Петрович, але?
— Да я слышу! Ты что, заболел опять?
— Нет, не заболел, но прошу… я прошу Вас, остановить, дней на десять, отправку.
— Ты что! Думаешь, что говоришь?
— Думаю, дело в том, Альфред…
— Каким местом, Виталик, ты думаешь, а?
— Ну-уу…
— Вот что, жди, я тебе позвоню.
«Сопьюсь же я господи, мама, сопьюсь! — пятерней ткнул в висок и провел к затылку, Виталик, — Ох, тяжко мне, мама! Спал я с бедой. Все по-честному, мама, да ты не поймешь! Не я — меня жизнь загоняет в угол…».
Зла на Потемкина он не держал. «Славик — вот это, да! Вот, Потемкина не спросил, а он виски любит?»
Хмельная рука разрывает цепи. Секунда, и в ухо Виталика, легкой волной, полились гудки.
— Але! Мне Потемкина…
— Виталик? Потемкин на проводе…
— У-й, это я, а ты виски любишь?
— Серьезно? Я этот напиток знаю. Знаю, как он появился; кому, почему, должен был он служить. Он — хороший напиток, Виталий!
— Да? И спасибо! — палец Виталика лег на рычаг.
«Вот так!» — утопил он лицо в ладонях…
О чем мог подумать Потемкин? Да, бог с ним…
«О, боже! — потянулась рука, разрывая пространство, к трубке, — Шеф!».
— Я слушаю, Альфред Петрович!
— Ты считаешь, что справишься в десять дней?
— Я справлюсь…
— Четыре дня! Ты понял? Четыре! Улаживай все. За четыре дня!
— Ох, нелюдь! — сказал, кладя трубку, Виталик.
«А если, — подумал он вдруг, — пока еще не натворил ничего Потемкин, может быть, предупредить его? Так, мол, и так, извини уж, подвинься, не суй в мое дело нос... Если что, я делиться буду. Иначе — ты сам понимаешь! Ты знаешь, кто в этом деле босс?»
Дым от Мальборо разъедал глаза. «Да уж слишком, — запястьем сгоняя слезу, огорчился Виталик, — у нас колокольни разные. Слишком они далеко друг от друга! Потемкин поймет меня?»
Психовал Виталик, давя сигарету в пепельнице: «Раскусит меня он, раскусит! И вместо спасибо, мне скажет — какой я есть ху! Он скажет! — хрипотцой в сухом горле, Виталик похожее что-то на стыд ощутил.
«Переживаю, — опять закурил Виталик, — не за себя — за того, как поется, парня! О совести вспомнил... Да на фиг нужна она, в современной жизни!».
Спокойно курил Виталик, теперь спокойно. И те: в лесу, ночью, и эти переживания, были из-за Потемкина. Потемкин был виноват как ягненок — лишь в том, что Альфред хотел кушать. А человек хуже волка — голодный всегда!
***
А ночью опять не мог спать Виталик. «Как получилось, — хотел он понять, — что я могу, скоро, убить? Кто это сделал со мной? Не мог же я сам! Мне ведь это не нужно. Кому это нужно, а, мама?» — сжимал он руками тяжелую голову. — Кому-то, а делать придется Виталику…
Читать дальше