Сандро Петралья - Спрут-5. Корень проблемы

— Я всегда был и остаюсь до сих пор твоим другом. Можешь думать все, что взбредет тебе в голову. Но если ты по-прежнему убежден в том, что говоришь, пистолет вон там.

Симон взял свой стакан и вышел на балкон.

Давиде бросил взгляд на «кольт». Потом пошел вслед за Симоном.

Тот слышал, как он подошел к нему сзади. И протянул ему стакан.

Давиде покачал головой. Симон, удивленный, обернулся.

— С каких это пор ты завязал?

— С тех пор, как мне на стене стали мерещиться пауки.

Симон одним глотком допил виски.

— Боже, и напугал же ты меня!

Давиде пристально на него поглядел. В голове у него родилось множество вопросов.

— А Марту ты с тех пор еще видел?

— Два года назад, когда был на Сицилии. Она вышла замуж.

— А мальчик?

— Мальчик в этом году должен поступать в университет.

— С ним все в порядке? Я хочу сказать, есть ли у него девушка, друзья?

— Да, все нормально.

Давиде потупился.

— Я очень сожалею о том, что произошло. Ну как бы там ни было, я работаю в мотеле, называется он «Карузо». Это позади вокзала. Я сменил имя: теперь меня зовут Дэв. Дэв Ликата. Если тебе когда-нибудь доведется быть в тех местах…

Не успел он сделать нескольких шагов по коридору, как оказался припертым к стене. Куадри направил на него пистолет, а Треви начал обыскивать. Сильвия молча наблюдала за этой сценой.

— Кто вы такой? Что тут делаете?

— Пришел сюда поговорить с одним человеком. А вы, собственно, кто — грабители или полицейские?

Давиде взглянул на Сильвию.

— Это что — ваши ангелы-хранители?

Сильвия выдавила из себя улыбку.

— Да, что-то вроде того.

Треви кончил его обыскивать, Куадри спрятал пистолет в кобуру. Сильвия пожала плечами.

— Вы нас немного испугали. Извините.

Давиде по-прежнему не отрывал от нее взгляда.

— Это вы — та самая судья, которая произвела все эти аресты?

Сильвия кивнула.

— Я вами глубоко восхищен.

Дон Калоджеро, сидя в тени под деревом, читал газету. Метрах в двадцати от него агенты Федерального бюро расследований вели наблюдение за дамбой Гудзона и за дорогой, ведущей в сад, прячущийся в тени метромоста линии на Бруклин. Когда Симон был от него в нескольких шагах, дон Калоджеро оторвался от газеты и поднял на него глаза и увидел рядом с ним Давиде.

— А эго кто еще?

— Мой друг.

Дон Калоджеро весело рассмеялся.

— У полицейских не бывает друзей.

Потом сложил газету.

— Ну ладно, легавый, выкладывай, чего тебе нужно?

Симон начал прохаживаться взад-вперед. Как всегда, когда что-то обдумывал.

— Видишь ли, у меня доброе сердце. И сегодня утром я подумал: какая, наверно, для Калоджеро будет неприятность, если его сын Фредди попадет за решетку черноволосый, а через тридцать лет выйдет из тюрьмы весь седой…

Дон Калоджеро его перебил:

— Короче, что ты от меня хочешь?

Симон остановился перед ним.

— Я хочу, чтобы ты написал письмо одному своему приятелю на Сицилию. Наверно, стоит указать дату за несколько дней до твоего ареста — на всякий случай, чтобы не вызвать подозрений. В письме ты напишешь, что тут есть один парень, который попал в неприятную историю и которому необходимо немножко погреться на солнышке в Италии.

— И кто же этот мой приятель?

— Барон Джованни Линори.

Дон Калоджеро раздраженно отшвырнул газету.

— Да ты что, скажи на милость, задумал? Хочешь от моего имени заслать в семью Линори стукача?

— Ну так как, ты напишешь или нет это письмецо с рождественским поздравлением?

Дон Калоджеро тяжело вздохнул.

— Но ты должен предупредить этого легавого, что если он проколется, то ему крышка.

— Предупрежу, предупрежу, не волнуйся.

— И кто же этот сумасшедший, которому я должен дать рекомендацию на кладбище?

Симон движением головы указал на Давиде:

— Вот он.

Машина остановилась на небольшой пустынной площади, на окраине Бруклина. Симон сидел за рулем. Он заехал за Давиде в «Карузо» под предлогом возвратить револьвер, который тот забыл в его комнате, и свозил его к Барретте. А теперь кричал:

— Ты помнишь, что за парень был Джорджи, ты помнишь?! Трех лет не прошло, как он приехал на Сицилию, а он уже сумел сколотить свою маленькую группку — четверо таких же сумасшедших, как он сам. Четверо горячих юнцов — все неопытные, небрежно одетые, с длинными волосами…

Давиде сидел рядом с ним на переднем сиденье.

— Да знаю, знаю, какими мы были. Можешь не рассказывать.