Сандро Петралья - Спрут-5. Корень проблемы

Бенти не мог скрыть своей растерянности:

— Другими словами, вы хотите сказать…

Сильвия предварила его:

— Они должны были служить для закупки этой огромной партии героина, подвергшегося обработке, наверно, где-то в Африке, при попустительстве правительства той страны.

— А оружие?

— Добавка к сумме платежа. Или просто подарок африканской стране. Или, уж не знаю, может быть, было условлено, что половина платежа производится деньгами, а половина оружием.

Сильвия приказала отвезти ее к ангару, где Куадри и Треви присматривали за Картой. Сильвия подошла к нему вплотную и спросила в упор:

— Кто все это организовал?

— А с какой стати я должен вам говорить?

— Да потому что семейства Линори больше нет на свете. И если это дело старика Линори…

— Нет, он тут ни при чем. Неужели вы до сих пор еще не поняли? Он не хотел этого. А также ни Миммо, ии Андреа не хотели. Поэтому и убили их всех, всех Линори. И даже Нинни, этого невинного ангелочка, который еще даже не понимал, что такое наркотики и деньги. Но и он тоже поплатился жизнью…

— Так если не они, то кто же все это придумал и организовал? Тано Каридди? Значит, он предал Андреа? Выходит, так. Правда?

Карта, казалось, был внутренне опустошен, последние силы покинули его.

— Я себя сейчас чувствую как собака, хозяин которой уехал и бросил ее одну. Она воет на луну, а вокруг кружат вороны, ожидая, когда она сдохнет от тоски и отчаяния. Что вам от меня надо? Оставьте меня в покое.

— Ты ведь прекрасно знаешь, что тебя сгноят в тюрьме. Живым тебе оттуда уже не выйти. Так неужели Нинни, этот невинный ангелочек, как ты его назвал, останется неотомщенным? Кто отомстит за него? Но ведь вместо тебя это смогу сделать я.

Карта бросил на Сильвию презрительный взгляд.

— Ты — государство. А государство не думает о мести.

— Но я помогу восстановить справедливость, заставлю заплатить по счету. И могу уничтожить тех, кто уничтожил семью Линори. Скажи мне, это Тано ответствен за все?

Карта некоторое время внимательно рассматривал свои руки. Потом поднял голову и проговорил на одном выдохе:

— Да, это он во всем виноват. Но не он один.

— Кто еще?

— Тот человек, что изображен на фотографии. Антонио Эспиноза.

— Мы не знаем, где он сейчас находится. Тебе это известно?

— Да он в порту. У мола номер девять.

Рикардо Респиги стоял у подъезда «Гранд-отеля». Шофер открыл перед ним дверцу машины. Но журналисты и фоторепортеры не давали ему уехать, требуя, чтобы он прежде сделал заявление для печати. Респиги понял, что отказывать им нельзя — это было бы с его стороны сейчас грубой ошибкой, и, собравшись с силами, решил от них не убегать.

— Ну вот я перед вами, к вашим услугам. И не намерен уклоняться от ответов на вопросы как друзей, так и врагов. Однако разрешите мне выразить, — оставляя в стороне все, что я лично думаю об этом преступлении, поразившем в самое сердце меня и мою дочь, — мою глубокую тревогу о стране и государстве. Мы ныне переживаем страшное время. Происходящие вокруг ужасы стали чем-то привычным, борьба за деньги и за власть приняла столь крупные размеры и такие формы, что с этим невозможно более мириться.

С каждым словом, что он произносил, Респиги все отчетливее сознавал: то, что он сейчас тут говорит, это не только его политическое завещание, а нечто еще поважнее и поопаснее. Ему было ясно — теперь категорически нельзя останавливаться, дороги назад уже нет. И главное, он не в силах был побороть ужас от мысли, что его ждет такой же конец, как Линори, Корво и всех остальных. Поэтому ему не остается ничего другого, как до конца исполнять ту роль, что подготовил ему Эспиноза. Он постарался напустить на себя как можно более суровый вид и продолжал:

— Единственная надежда на то, что ставшая угрожающей амплитуда колебаний маятника уже достигла своего предела. И что теперь маятник качнется в другую сторону. Именно поэтому, нарушив молчание, на которое я себя обрек, я решил вернуться на арену политической жизни и взять лично на себя ответственность за осуществление закона, который носит мое имя. Со всех сторон меня просят стать гарантом Программы развития Южной Италии. Так вот, после долгих и мучительных колебаний я пришел к убеждению, что мой как политический, так и моральный долг согласиться на это.

Глория толкнула стеклянную дверь транспортного агентства. Прошла вдоль длинной стойки и, не глядя, села перед первой попавшейся кассиршей. Взгляд ее был устремлен в пустоту. Служащая агентства подняла голову и спросила: