Сандро Петралья - Спрут-5. Корень проблемы

— Какой же я дурак, что сразу не догадался!

Взял магнитофон, включил его. И все в молчании прослушали запись, оставленную Лореллой:

«Вы все много для меня сделали, но теперь я больше не хочу, чтобы вы продолжали беспокоиться обо мне и моем будущем. Уж сама не знаю почему, но у меня всегда было чувство, что я рождена быть бедной. И вот теперь я снова бедна. Я где-нибудь, как можно дальше отсюда, найду себе работу. И буду о вас вспоминать. Очень часто. Обнимаю вас, целую. Ах да, Треви, который очень симпатичный, целую особенно крепко…»

В эти несколько часов, которые остались до ближайшего рейса в Италию, Давиде так и не удалось уснуть, хотя он уже двое суток не смыкал глаз. Он думал о покинувшей их Лорелле, на глазах которой покончил с собой отец и которая предложила им свою помощь. Думал о том, какие странные эти дети — в конечном счете они всегда поступают наоборот — делают нечто прямо противоположное тому, чего от них ждешь. И постепенно в его памяти воскресли те короткие строки, что двадцать лет назад он отправил из Тулона:

«…Марта, любовь моя, я живу здесь в одиночестве в маленьком пансионе и думаю о тебе. Я не знаю, в чем моя ошибка, не знаю, почему меня продолжают преследовать. Знаю только, что рано или поздно они меня найдут. Однако ты должна обещать мне, должна поклясться, что никогда не расскажешь Стефано о том, что произошло. Держи его подальше от всего этого ужаса. Не надо, чтобы он рос в страхе и ненависти. Лучше говори ему, также и от моего имени, что жизнь, несмотря ни на что, прекрасна. Помнишь, как когда-то он своей маленькой ручонкой оборвал цепочку, которую я носил на шее? Так вот, та медалька, что была на цепочке, у меня, я ее бережно храню. Это единственное, что у меня осталось на память о вас. Я люблю вас.

…Стефано в полумраке охотничьего домика на вилле Линори поднял глаза от подобранного им с пола письма.

Он никак не мог разобраться в своих чувствах, Испытывал острую жалость к отцу, которого заставили вычеркнуть из своей жизни жену и ребенка и который, чтобы спасти их, решил исчезнуть. Значит, вот как все было на самом деле…

Он взглянул на привязанную к кровати мать.

— И ты все это столько лет скрывала, держала внутри себя, никогда никому не говорила ни слова…

Марта ответила еле слышно:

— Я ведь дала ему обещание.

— Но как тебе удалось, мама? Откуда у тебя такая сила воли?

— Когда нужно, сила приходит. А мне это было необходимо делать, чтобы оградить от опасности тебя.

Стефано подполз к ней, положил голову ей на колени.

— А ты его до сих пор еще любишь?

— Как же мне его не любить, когда он твой отец.

— Значит, если бы нам удалось отсюда выбраться, ты, возможно, вновь вернулась бы к нему?

Марта погладила его по голове, как в детстве.

— Теперь прошло уже слишком много лет. Ведь мы оба тогда были совсем еще молоды, а повзрослели вдали друг от друга. И я постепенно уверила себя и привыкла к этой мысли, что его нет в живых. И в один прекрасный день, как ни странно, почувствовала, что влюблена в другого, Может, тебе этого и не понять…

— Нет, мама, понимаю. Все понимаю.

Респиги и председатель парламентской комиссии сидели на диване в небольшом зале Палаццо ден Приори. У председателя был замученный вид — он устал после целого дня непрерывных встреч с представителями муниципальных и областных властей.

— Не скрою, что я долго колебался, прежде чем пригласить вас на беседу, особенно в столь трагический момент. Но у меня такое ощущение, что мы сейчас находимся перед лицом поистине ужасающей ситуации.

Респиги посмотрел на него. Его левое веко задрожало.

— Надеюсь, я смогу помочь вам. Хотя, как вы знаете, я уже несколько лет как стою в стороне от активной политической жизни.

— Знаю, знаю. Но ваш личный авторитет, ваше прошлое… И потом не последнюю роль играет и то обстоятельство, что закон, который я собираюсь предложить отменить, носит ваше имя…

Респиги похолодел.

— Вы намерены отменить закон Респиги?

Председатель комиссии подтвердил:

— Да, я хочу предложить правительству немедленно прекратить финансирование и заморозить ассигнованные фонды до тех пор, пока деятельность всех участвующих в осуществлении проекта фирм и компаний, начиная с «Сицилтекноплюса», не подвергнется самой тщательной проверке.

Респиги прервал его:

— Ни одна комиссия по расследованию никогда еще не делала ничего подобного.

Председатель казался непоколебим.