Эд Макбейн: Отрава

О. Нет. Там было несколько банок. И сначала я переливал их в стеклянные флаконы.

В. И продолжали титрование до тех пор, пока не получали никотин нужной концентрации.

О. Да.

В. И сколько времени у вас на это ушло?

О. Не так много. Я хорошо учился по химии в колледже. На одни пятерки. Я решил убить Джерри в тот же день, как он мне рассказал про себя и Мэрилин. Я мог бы его уже убить еще восьмого марта, когда чистил его канал. Яд был уже готов.

В. Хэл, есть вопросы?

О. Нет, у меня все.

В. Мистер Либович?

О. Нет.

В. Хотите ли вы что-нибудь добавить, доктор Элсворт? Может, хотите что-нибудь изменить в своих показаниях?

О. Нет. Вот только...

В. Да?

О. Понимаете, я думал, что она ко мне вернется. Если все исчезнут... я думал, что мне, возможно, удастся ее вернуть.

В. Понимаю.

О. Да, в этом-то все и дело, понимаете.

В. Еще что-нибудь, мистер Элсворт?

О. Нет. А...

В. Да?

О. Нет, ничего.

В. Благодарю вас, доктор Элсворт.

О. Вот только... можно мне прослушать пленку с записью допроса?

Они вышли из здания полицейского участка на огороженную площадку, где стояли их автомобили. Ночь была волшебная, весна окончательно вступила в свои права.

— Я был не прав, — сказал Карелла.

— Мы оба были не правы, — уточнил Уиллис. — Мы слишком ограничили участок поисков. Надо было его расширить.

— Я не про это, Хэл. — И он снова повторил: — Я был не прав.

— Ничего, все в порядке, — ответил Уиллис.

Карелла протянул руку.

— Ну что, спокойной ночи?

— Спокойной ночи, Стив.

Они сели каждый в свою машину и, выехав с площадки, направились в противоположные стороны. Карелла — в Риверхед, Уиллис — на Харборсайд Лейн.

Он пришел за несколько минут до полуночи. Она сидела в гостиной, на столике возле ее кресла стоял бокал бренди. На ней была белая длинная размахайка. Не та ли, которую она носила много лет назад, когда ее называли «Золотой арабкой» в тюрьме под названием «Ла Форталеса». Она была не накрашена. Глаза опухли и покраснели. Уиллис подошел к бару и налил себе коньяка.

Он рассказал ей об Элсворте, сообщил, что тот подписал свое признание.

Часы на камине пробили полночь.

Двенадцать негромких ударов раздались в тишине комнаты.

Он подошел к ней.

— Ты плакала.

— Да.

— Почему?

— Потому что я знаю, что потеряла тебя.

— Мэрилин...

— О Господи, начинается.

— Мэрилин, я маленький, некрасивый человек...

— Ты замечательный.

— Ты высокая и прекрасная...

— Ну да, с такими опухшими глазами и мокрым носом.

— У меня, наверное, было не больше шести женщин за всю жизнь...

— Значит, остальные очень много потеряли.

— А ты знала тысячи мужчин...

— Ты — единственный, кого я действительно знаю.

— Мэрилин, ты проститутка...

— Была.

— И воровка... И убийца.

— Да, я убила одного подонка, который сломал мне жизнь.

— Мэрилин...

— И получила от этого удовольствие! Так же, как и ты, когда убил того мальчишку с револьвером в руке. Только у меня были гораздо более веские причины для этого.

— Мэрилин...

— Что ты собираешься сказать мне? Что ты полицейский? Хорошо, ты — полицейский. Пойди, донеси на меня.

— А они знают, что это ты его убила?

— Кто, аргентинские копы? Неужели они будут заниматься смертью какого-то там сутенера. Хотя я оказалась единственной сбежавшей, да, сейф был открыт и пропала кругленькая сумма. Возможно, они догадались, что именно я совершила преступление.

— Имеется ордер на твой арест?

— Не знаю.

Наступила тишина.

— И что ты собираешься делать? — спросила она. — Позвонить в Аргентину? Спросить, нет ли у них ордера на арест Мэри Энн Холлис, человека, которого даже я уже не знаю. Что, Хэл? Боже, Хэл, я люблю тебя, я хочу всегда быть с тобой. Господи, я же люблю тебя, что ты собираешься делать?

— Не знаю, — сказал он.

Сукин сын.

Грубое испанское ругательство.

Веракруз все дни были золотыми, и все ночи фиолетовыми (исп.).

Глухонемая (исп.).

Хочу умереть (исп.).

Который час? — Уже поздно, заткнись! (исп.).

Вонючая свинья (исп.).

Не бойся (исп.).

Она уже приручена (исп.).

Не за что (исп.).