Фридрих Незнанский - Борт С747 приходит по расписанию

Позвонив Сергею, Корешков попросил его зайти и, когда тот появился в комнате, актерским жестом указал на понуро сидевшую Василису Аристарховну и произнес:

– Ты, кажется, хотел познакомиться с неуловимым Хозяином, главарем международной банды аферистов, убийц и угонщиков. Сейчас такая возможность появилась. Хозяин – перед тобой.

Багрянцев с недоверием перевел взгляд с пожилой интеллигентной женщины с морщинистым лицом на Андрея:

– Ты, случаем, не переработал? Может, тебе следует отправиться в санаторий?

– Насчет отдыха сегодня ты мне говоришь не первый. И у меня такое мероприятие запланировано. Только сначала я все-таки хочу ввести тебя в курс дела и на многое открыть глаза.

Он показал ему несколько фотографий, на которых Василиса Аристарховна была снята с Броненосцем. Снимки делались в разное время. На ранних им обоим было лет по тридцать, на последних – по сорок с небольшим.

– Мужчина этот – знатный ворюга по кличке Броненосец. Впервые о нем мне рассказал в коми-пермяцкой колонии старый вертухай Дорожкин. Был этот Броненосец у него на глазах расстрелян, и гнить бы закоренелому преступнику в безымянной могиле, если бы влюбленная жена не выкупила его тело своим, совратив таким образом конвойного Дорожкина с пути истинного, о чем он, правда, ничуть не жалеет. Где мужа-то похоронили, Василиса Аристарховна?

Святковская, прищурившись, посмотрела на Андрея. Сейчас у нее было бесстрашное и высокомерное лицо. Глаза горели злобой, как у сильного зверя, угодившего в капкан и заметившего своих врагов.

– Не вашего ума дело. Где надо, там и похоронен.

– Да нет, мы его прах не потревожим, – сказал Корешков. – Это я просто так поинтересовался, для общего развития. Вот о живых мы попросим вас рассказать подробнее.

– О ком это?

– В первую очередь о Вершинине и Потоцком.

– При случае расскажу. Что там особенно таить...

– Не при случае, Василиса Аристарховна, а прямо сейчас. Зачем тянуть резину...

Все-таки некоторые важные бумаги у Василисы Аристарховны при себе имелись. Она держала их в сумочке и отдала сыщикам добровольно. Даже беглого ознакомления с ними оказалось достаточно, чтобы получить санкцию на арест Потоцкого. Его задержали во второй половине дня. К тому времени сама Святковская уже находилась в следственном изоляторе.

На следующее утро Василису Аристарховну привели в камеру для допросов, где ее уже поджидал Корешков. Он предполагал, что пожилая женщина будет вести себя агрессивно, требовать адвоката, прибегать к другим уверткам. Однако Святковская вела себя столь безропотно, что это даже насторожило Андрея. Уж не рассказывает ли она о мелочах, чтобы отвлечь внимание следствия от крупного? Есть в арсенале преступников такой старый трюк.

– После мужа я больше всех на свете любила младшего сыночка моего, Феликса, – тихо говорила Василиса Аристарховна. – С рождения он оказался совсем беспомощный, врачи говорили, что не жилец. Но я даже мысли такой не могла допустить. Ведь это Славин ребенок, значит, он должен жить, должен быть всегда рядом. И я выходила его. Хотя он по-прежнему болен и нормальной жизни у него нет.

– Почему так получилось? – сочувственно поинтересовался Корешков, на минуту забыв о своей функции следователя.

– Это одному Богу известно. Я на здоровье сроду не жаловалась. Слава мой – тоже. Особо вредных привычек за нами не водилось. Выпивали умеренно, за компанию. Наркотиками не баловались, они раньше вообще были у нашего люда не в чести. А вот родился такой больной... Сначала я думала, пускай я терплю горе, зато маленький мой счастлив, потому что положения своего не понимает. Но со временем он стал мне уже не горем, а счастьем. Он единственный любил меня по-детски всей душой.

– Кажется, у вас ведь был еще один сын, старший, – осторожно напомнил Андрей.

Святковская вздохнула:

– Да, Коля. Ничего, кроме горя горького, тот мне не принес. Я только и вздохнула свободно, когда он наконец сгорел от водки своей проклятущей. Опять же непонятно, в кого. Мы с первым мужем выпивали не так чтобы уж часто, а Колька ведрами это зелье хлестал.

– А Надежда? Разве внучка не служила вам опорой, утешеньем?

– На Надьку мне любви уже не хватило. Все досталось мужу, а остальное Феликсу, израсходовала на него все до последнего.

– Если не любить, могли бы по крайней мере ее пожалеть. Ведь Надежду убили по-вашему распоряжению.

– Ничего подобного. Я приказала Борьке убрать ее куда-нибудь подальше.