Станислав Гагарин: Умереть без свидетелей

— Не было никакого парня, никуда мы с ней не ходили, ничего я не знаю…

Она твердо стояла на своем, но Леденев чувствовал, что Света явно что-то скрывает, чего-то боится.

И еще час разговоров о смысле жизни, попыток склонить Свету к задушевному разговору. Ох, и труден этот разговор, когда сидит перед тобой вот этакий Волчок, изверившаяся, с опустошенной душой девчонка. Каким тактом, поистине педагогическим талантом надо обладать, чтобы заставить ее поверить в себя и вот в этих людей, искренне старающихся помочь и ей, и другим заблудшим. И по какой статье уголовного кодекса осудить тех, кто сделал ее такой…

— Ну, скажи, Света, может быть, ты боишься кого? Неужели ты думаешь, что мы, вся милиция, не сможем тебя защитить от любой нечисти?! — спросил майор.

Леденев тяжело опускается на стул.

— Видишь ли, Света, — говорит он, — тебе сейчас семнадцать… Ты хороша собой потому, что молода… Парни цепляют тебя — ты никому не откажешь, лишь бы водкой угостили да сигаретами. Ну, хорошо — сегодня один, через месяц десятый, а дальше что? Вот тебе двадцать, потом двадцать пять, ты ничего не умеешь, на лице у тебя морщины, да и каждый за десять метров увидит, что ты за человек, что у тебя за душой ничего, ничего нет, понимаешь? Обходить тебя будут, усмехаться, и только какой-нибудь пьяница дернет за рукав!

Она с силой загасила сигарету.

— Что вам от меня нужно? Что вы в душу ко мне лезете? Не имеете права!

Губы у нее затряслись, черная слеза покатилась по щеке.

— Имеем, — Леденев накрыл широкой ладонью ее пожелтевшие от курения пальцы. — Потому что мы отвечаем за таких, как ты, поняла? Рано или поздно тебе захочется иметь дом, семью. Человек не может один, так уж он создан… Ты думала об этом?

Она всхлипывала, размазывала слезы по щекам.

— Ну, успокойся… Я сказал тебе очень избитые истины, вот и все. Я хочу, чтобы ты поняла их. Не говори сейчас ничего, подумай.

Юрий Алексеевич встал, вышел из кабинета.

«Она боится кого-то, — думал он, идя по коридору. — Надо узнать, кто этот парень, куда потом пошла Лена. Все это она скажет, дело не только в этом… Главное, чтобы в душе девчонки произошел перелом».

Он зашел в кабинет капитана Корды.

— Как? — спросил Алексей Николаевич.

— Сейчас узнаем. Просьба у меня к тебе, Леша. Надо обязательно проследить, как она дальше будет себя вести. Определить на работу. Чтобы друзья появились настоящие, хорошо?

— Понял, Юрий Алексеевич. Нелегко, правда, это.

— Знаю, что нелегко. Легких дел у нас с тобой вообще нет.

Он заговорил о том, что давно пора создать подростковые отряды в городе, поставить это дело на солидную ногу, как это сделали в Туле и в Свердловске, например, тогда легче можно будет решать десятки проблем, выправить судьбы многих парнишек и девчат. Совсем мало у нас отрядов «Юных друзей милиции», а ведь это тоже серьезное дело, но у комсомола почему-то не доходят руки, чтобы создать такие отряды повсеместно. Алексей Николаевич сказал, что недавно был у начальства, говорил как раз об этой проблеме, доказывал, что кустарными методами тут ничего не решить, что если все пойдет, как и раньше, им снова и снова придется вести беседы вот с такими подростками, вроде Волчка. Впрочем, такова диалектика жизни.

— Давай-ка эти мысли изложим на бумаге, а? — сказал Леденев. — Договорились? А теперь я пойду, сейчас она должна сказать, что же это был за парень.

Когда он вошел в свой кабинет, то увидел, что Света сидит ссутулившись, уронив руки на колени. Лицо ее было бледным и утомленным, глаза смотрели устало и спокойно.

— Дайте прикурить, — сказала девушка.

Юрий Алексеевич пододвинул коробок, и когда Света цепко схватила его, задержал ее руку в своей.

Она подняла глаза.

— Глупенькая ты девочка, — тихо сказал он.

Света бросила спички на стол, уронила голову на руки и глухо зарыдала.

— Успокойся, успокойся, — сказал майор. — Тебя никто не тронет, в обиду не дадим. Выложи, что на душе, легче станет.

— Были мы… в субботу… с Аликом, — сквозь слезы сказала Света. — У таксиста знакомого на пьянке. Потом шли домой, и Алик сказал: «Если Сивого посадят, тебе не жить…»

Честно говоря, в этот день работа плохо ладилась. Во всех отделах управления только и разговоров было, как о новом доме для работников милиции, который был готов, о том, кому дали и кому не дали в этом доме квартиру. И в общем-то все сходились во мнении, что уголовный розыск обделили зря. Кому-кому, а их ребятам, пожалуй, потрудней, чем другим, приходится. И хотя бы в этом их следовало не ущемлять. А квартирный вопрос — ого-го! — вопрос-таки серьезный… Решала, конечно, комиссия, а все-таки…