Эд Макбейн - Смотри, как они умирают

Он, смущенный, неловко переминался с ноги на ногу. Потом протянул руку, чтобы коснуться девушки, не зная, что слезы копились с того самого момента, когда на нее напал Куч, они копились внутри нее, потому что моряка в кафе не оказалось, копились назло отчаянной надежде на то, что он все-таки дождется ее, и в конце концов их стало так много, что они прорвались наружу. Зип не знал всего этого, он видел только, что она плачет. И перед лицом этой женской беззащитности, перед лицом такой муки, о какой он даже не подозревал, он растерялся, он хотел дотронуться до нее, но тут же отдернул руку, не осмелившись войти с ней в контакт, который в тот момент казался слишком интимным, слишком откровенным.

— Эй… эй, послушай, — растерянно бормотал он, — не плачь. Из-за чего ты так убиваешься?

— Обещай мне не трогать Альфи, — попросила она. — Обещай.

— Послушай… эй, ты не должна плакать.

— Обещай.

— Чайна… все знают, что я сказал, и я не намерен отступать. Как я говорил им… — Он замялся. — Я сказал им, что ты моя девушка.

— Ты не имел права так говорить.

— Я знаю. Я имею в виду, я же знаю, что ты не моя девушка. Послушай, ну перестань плакать, а? Хочешь мой носовой платок?

— Нет, — шмыгнула носом Чайна. — Я не плачу.

— На, бери, вытри слезы, — настаивал он. — Я им почти не пользовался.

Она взяла платок и высморкалась.

— Хочешь мороженого? — неуверенно спросил Зип.

— Нет. Зип, ты ведь не причинишь ему вреда, правда? Он ничего не сделал со мной, поверь. Он хороший мальчик.

Зип не ответил.

— Ты совершишь большую ошибку, если не образумишься.

— Ты не сердишься на меня, правда? — Голос его дрогнул. — Я… соврал, что ты моя девушка.

— Нет, не сержусь.

— Больше я никогда не заикнусь об этом, — ласково заверил ее он и потупился. — Даже не знаю, почему я так ляпнул. — Он задумался на несколько мгновений. — Может, только потому, что ты такая хорошая, понимаешь?

— Спасибо, — ответила она и слабо улыбнулась, возвращая ему платок. — Я промочила его насквозь.

— А, да все нормально, ничего страшного. — Он пожал плечами. — Теперь тебе лучше?

— Немного.

— На самом деле не надо тебе плакать, Чайна. Это ведь грех плакать если ничего серьезного не случилось, правда? Вроде когда потеряешь кого-то или что-то.

— Я как раз потеряла кое-кого, Зип. — На глаза ее снова навернулись слезы, и она отчаянно затрясла головой, отгоняя их. — Так ты обещаешь? По поводу Альфредо?

— Ну, это не совсем…

— Мне бы не хотелось, чтобы у тебя случились неприятности.

Он уставился на нее так, словно она произнесла эти слова на русском языке. Между его бровями залегла морщинка. Он смотрел на нее не отрываясь. Это было что-то новенькое. Он не мог понять ее мотивов. Было похоже, будто она пытается произвести на него впечатление, он повидал многих девушек, которые добивались его, но Чайна была не из их числа. Так в чем же дело? Почему же она волнуется за него? И еще он понимал, что она не лжет. Стоя здесь, рядом с ней, он знал, что ее беспокоит его безопасность так же, как и безопасность Альфи.

— Я подумаю, — сказал он.

— Да, подумай. Пожалуйста. — Она быстро дотронулась до его руки и заторопилась прочь.

Он, нахмурившись, долго провожал ее взглядом.

— Мороженое, — напомнил ему человек с тележкой.

Зип кивнул. Человек выставил пять стаканчиков в картонную коробку, Зип заплатил и обхватил коробку обеими руками. Некоторое время он все еще хмурился, но когда вернулся к ящику, лицо его украшала широкая улыбка.

Фрэнки Эрнандес добрался до пожарной лестницы.

«Будь поосторожнее, — предупреждал он себя. — Если этот выродок что-то заметит, он меня подстрелит».

Подпрыгнув, он схватился за нижнюю перекладину, но не удержался и бесшумно приземлился на тротуар. Прижавшись к стене здания, он посмотрел наверх. Стрельба, которую прицельно вели с крыши, не давала Миранде подобраться к окнам. Он шагнул вперед, подпрыгнул, снова зацепился за перекладину одной рукой, потом второй, подтянулся и стал карабкаться по лестнице. Перекладины провисали под его тяжестью, ржавые петли ходили ходуном и скрипели, заглушая выстрелы с улицы. Остановившись, он достал свой револьвер, взвесил его в руке и снова полез наверх.

Люди на улице молча наблюдали за ним.

Пули градом молотили по передней стене здания.

Зип все еще улыбался, когда дошел до ящика, раздумывая о разговоре с Чайной. Он чувствовал себя как-то необыкновенно, словно с его сердца упала огромная тяжесть. А потом он услышал голос: