Юрий Иваниченко: Мертвые молчат

В Узени — самое меньшее двадцать тысяч взрослых честных граждан, готовых помочь, граждан, понимающих, что организованная преступность лишь на первый взгляд кормится за счет мелкой преступности, а на самом деле — за счет их труда. Но как воспользоваться их помощью? С чем к ним обращаться? О чем просить? И сможет ли кто помочь так, как майор Сагайда, — если Шеремет правильно понял жест?

…Вадик в очередной раз попытался пойти на обгон, но тут же сбросил газ и, втискиваясь вновь в колонну, негромко выругался.

Нервничает.

И нервничает больше, чем можно было предположить по формальным данным дела. Значит, знает больше, чем записал…

— Видимо, свои подстрелили, — обронил Шеремет, искоса наблюдая за помощником.

— Кто же еще? — охотно подхватил Вадик. — Знать бы только, какие это «свои»!

— Ты же допрашивал Деркача, — не то спросил, не то констатировал Матвей Петрович, — неужели никаких намеков не было? Прокрути-ка в памяти еще раз: может, говорил что? Вспоминал? Пробалтывал?

Вадик помолчал, проскочил на две машины вперед, а потом все-таки выдавил:

— В том-то и дело, что говорил…

…Первый допрос был сразу после операции на рынке. Как и следовало ожидать, поначалу Деркач вовсю пошел разливаться насчет и я не я, и хата не моя, и на базаре он-де очутился случайно, и в драке не участвовал, разве что дал кому-то сдачи, а оказывал сопротивление и пытался бежать, так потому что милиции с самого малолетства боится.

На допросе присутствовал милицейский лейтенантик из бывших Деркачевых служащих; он и вида не подал, что экс-капитан гонит тюльку, а Вадим — Вадим тоже не стал демонстрировать свою осведомленность. Просто сунул Деркача на законный срок в изолятор и лично проследил на предмет отсутствия контактов с внешним миром и обитателями соседних камер. А потом поговорил с Деркачом, когда уже набралось. И видеоленту показал, ту, что засняли в ходе операции. Допросил — и выпустил, взяв подписку о невыезде.

Потом спецбригада «тряханула» фурнитурную фабрику местпрома и нашла (знали, где искать) небольшую, отлично оборудованную мини-фабричку. Такой себе участок, отгороженный от всех остальных.

Тамошние рабочие были шокированы, когда узнали, что по документам спецучасток попросту не существует. Молоденькая технологиня, приличный вроде специалист, но с кругозором не обширнее своего милого носика, только рот раскрыла и, кажется, не закрыла до сих пор. Ну, бог ей судья; а вот к кое-кому из администрации судьи будут намного реальнее… Но об этом в другой раз. Выяснилось, формально, что с Деркачом рабочие знакомы и знают не по милицейскому прошлому, а по еженедельному настоящему — Жора руководил вывозом готовой продукции…

Кто-кто, а Деркач не мог не понимать, что кольцо сжимается.

А тем временем добрались до чиновников. Пятеро из них, кто в последнее время очень резко улучшил себе жилусловия, и трое снабженцев-толкачей дали — под неприятные для гарантов, но, увы, пока неизбежные гарантии, — хорошие показания. И выяснилось, что Жора Деркач и «выводил» фигурантов на нужных чиновников, и следил, чтобы низкие договаривающиеся стороны соблюдали правила игры. Была надежда и на вещдоказательства: у двоих неожильцов оказались записанными — так, на всякий случай, — номера купюр, а два толкача рассчитывались с Жорой шмотками и сантехникой.

Знал ли Деркач все козыри, собранные следствием? Вряд ли. Только двое — Вадик и Шеремет, — знали всё. Но Деркач не мог не вынюхать, не угадать, что кто-то раскололся, что есть материал, а так ли важно, кто именно?

Впрочем, важно…

Но сначала о Деркаче. Не так давно, когда Вадик в очередной раз оторвал Жору повесткой от трудов неправедных, зазвучала песня, не похожая на прежние.

Разговаривали наедине; стараясь смотреть в глаза, Деркач признал, что есть за ним и рэкет, и прикрышка цеховиков, и еще кое-какие малоприятные, но многовыгодные мелочи, но все это не то что не по собственной инициативе, но и вопреки желанию. Запугали, мол, заставили, мол, руководят, мол, а он, баран божий, отдает 95 % дохода в неведомые клешни. А держат клешни крепко, и если что просочится из этого вот разговора — хана, кранты, и хорошо бы только Деркачу лично, а то всему благочестивому семейству…

— Вот так, — закончил Вадик, — а я еще на него наорал тогда: что, мол, совсем за дурака меня держишь, сказки рассказываешь? А теперь… Хоть детей пока что прикрыть надо.

— Поворот не прозевай, — отозвался Шеремет.