Дитер смотрел на русского полковника, который с легкой улыбкой, что-то беззаботно насвистывая, копался в кейсе. «Русский ударил меня совершенно серьезно, — рассуждал немец, — оскорбляет, угрожает, так чего он добивается? С этим деревенским генералом они явно друзья, если полковник не хочет брать меня, то может не брать, зачем унижать человека, бить?»
Гуров поднялся, положил открытый кейс на стол, сказал:
— Взгляни, парень, скажи, что ты об этом думаешь?
— Момент. — Дитер поднялся, прошел в ванную, бросил полотенце в раковину, вытерся, вернулся в комнату, долго рассматривал содержимое кейса, сказал: — Это приборы прослушивания и записи, слежения за объектом на расстоянии до десяти километров, пистолет «беретта» с обоймой патронов, заряженных очень сильным паралитическим газом.
Дитер взял авторучку, лежавшую в мягком углублении. Гуров перехватил руку немца, вернул ручку на место.
— Понятно, — кивнул Дитер, — авторучка есть одноразовое взрывное устройство. Шпионский «дипломат», малый набор, изготовлен у нас, в Германии, возможно, в другой стране и лишь подделка под немцев. Вещь дорогая. Извините, но я не знал, что вы так современно вооружены.
— Ты многого о нас не знаешь, — ответил Гуров, пощупал желвак за ухом Дитера, улыбнулся — Через сутки пройдет, а память останется. У меня нет времени на твое обучение, необходимо, чтобы ты все запоминал с одного раза.
Сыщик убрал кейс в железный ящик, подумал, что немец держится достойно, терпит, но нельзя ему рассказать, что «шпионского оборудования» нет на вооружении российской милиции, а данный кейс Гуров получил в подарок от преуспевающего бизнесмена, бывшего авторитета уголовного мира, в благодарность за некогда оказанную услугу. Законопослушный немец подобного объяснения не поймет, что вполне естественно, если сам сыщик не всегда отчетливо понимает, где его взаимоотношения с преступниками соответствуют законам агентурно-оперативной работы, а где превышают их, и главное — есть ли такие законы? Для себя Гуров так определил границу дозволенного: в борьбе с преступником дозволено все, кроме… Не бери мзду, не бери ничего для личного обогащения… Не фальсифицируй доказательств вины человека, даже если на сто процентов уверен в его вине. Никогда не стреляй первым, твой выстрел или удар всегда лишь ответ. Коротко, полковнику Гурову кажется, что справедливо, но он убежден: ни высокие генералы, ни тем более прокуратура его законов не поймет, оснастит их таким количеством дополнений, уточнений и ограничений, что Гулливер, которого лилипуты связали тысячами ниточек, по сравнению с сыщиком покажется человеком абсолютно свободным.
— Дитер, сколько у нас немецких марок? — спросил Гуров.
— У нас? — растерянно переспросил инспектор. — Да-да, конечно, я понял. Десять тысяч, и у меня имеется кредитная карточка.
— Карточка нам ни к чему, а десять тысяч… — Гуров произвел подсчет в рублях. — Не густо, будем экономить.
Полковник позвонил в МУР своему бывшему подчиненному оперативнику и сказал:
— Здравствуй, Борис, Гуров беспокоит.
— Лев Иванович, здравствуйте, как здоровье?
— Спасибо, Боря, у тебя Станислав начальником?
— Так точно!
— У тебя сейчас ничего не горит? Скажи Станиславу, что я тебя попросил взаймы на пару часов. Мне нужно обменять пять тысяч немецких марок на рубли. А я не хочу светиться.
— Вы стали миллионером, Лев Иванович, поздравляю.
— А ты, Боря, стал болтуном. Переговоришь с начальником, будешь выезжать, позвони. — Гуров положил трубку, взглянул на Дитера, который сидел на диване, читал О. Генри и улыбался.
Сыщик открыл записную книжку, Орлов посоветовал связаться с Буничем, попросить помощи. На начальника городского управления генерал Орлов особых надежд не возлагал. Лев Ильич Бунич, который и живет-то в другом городе России и должности большой не занимает, вернее генерала. Кто такой Бунич? Биржевик и миллионер с личной охраной и огромными связями в центральной части России. У Бунича чистые руки, белый воротничок, но коррумпирован он на сто процентов, иначе никакой властью не обладал бы. Минувшей весной Гуров столкнулся с этим человеком, схватка была короткой, бескровной, закончилась вничью, но с моральным перевесом на стороне полковника, который уберег людей Бунича от рокового шага к наркотикам и спас от тюрьмы, а их хозяина от посещения прокуратуры. Звонить не хотелось, сыщик накручивал себя: значит, как обвинять Гурова в знакомстве с людьми не шибко чистоплотными, а то и с точно коррумпированными, кричите так, что генеральские погоны торчком становятся, а как помощь нужна, разговор иной. «Охолонись, Лева, — урезонил себя полковник. — Петр никогда тебя за агентурную работу не разносил и сегодня печется именно о твоем здоровье. Охолонись».
Читать дальше