Николай Леонов - Исповедь сыщика [сборник]

— Уяснил.

— А как ты будешь обращаться ко мне? Только не придумывай. Как тебе естественнее и проще обращаться к человеку, который старше тебя по возрасту и положению в организации.

— Шеф? — неуверенно произнес Дитер.

— Кино.

— Господин Гуров?

— Нельзя. Понимаешь, парень, я документов менять не буду, но моя фамилия достаточно известна, и повторять ее не следует.

— Врач? — сказал Дитер и щелкнул пальцами. — У вас есть другое слово.

— Доктор?

— Верно! Доктор.

— Доктор? Неплохо, — согласился Гуров. — Уважительно и безлично. — Он остановил машину около своего дома. — Вылезай, парень, пойдем домой, пошарим в холодильнике, полагаю, что найдем там немного.

— У меня есть марки, мы можем пойти в ресторан.

— Можем, но не пойдем, — ответил Гуров, запер машину и вошел в подъезд.

— Доктор! — крикнул Дитер, закончив гимнастику и направляясь в душ. — Я голодный как черт!

— Во-первых, в моей квартире ты можешь не кричать, здесь и шепот слышен, — ответил из кухни Гуров. — А к голоду ты скоро привыкнешь, трудно лишь первые десять-пятнадцать лет.

Сыщик спал плохо, поднялся рано, заставил себя сделать короткую пробежку, позанимался с резиной, которую использовал вместо эспандера; сейчас жарил ломтики черного хлеба, разбил на сковородку последние три яйца, сварил кофе и все время думал об одном и том же. Кого взять с собой — опытного оперативника или немца? О том, что нельзя рисковать жизнью иностранца, Гурову и мысль не приходила. Рисковать жизнью человека в мирное время нельзя, но если очень нужно, то приходится. Какое значение имеет национальность, вероисповедание или партийность? Любой человек рожден для жизни, и он, полковник Гуров, не имеет права подставлять человека под нож. На самом деле вопрос, в какую сторону лететь инспектору Вольфу, решать полковнику Гурову, а не генералу Орлову, и это справедливо: кто идет в связке, тот и решает.

Вчерашняя беседа преследовала лишь одну цель: Орлов пытался обнаружить, не обладает ли немец ярко выраженными недостатками, не подвержен ли нервным срывам, не дрожат ли у него руки, как он ориентируется в незнакомой обстановке. Если бы что-нибудь подобное проявилось, то вопрос бы отпал автоматически. Двое суток Петр дал другу для близкого знакомства с кандидатом. Сейчас генерал подбирает дублера из оперативников. Хотя тоже напрасно, Гуров знает, кого возьмет с собой, если откажется от немца. Станислав Крячко, старый друг из МУРа. Сейчас подполковник, опытный, точный, спокойный, простой и надежный, как молоток. Станислав во всех отношениях лучше самолюбивого немецкого парня, но Дитер имеет хотя и одно, но главное преимущество, которое ничем не перешибить. Он немец. А единственная легенда, по которой возможно искать убийцу-исполнителя в Мюнхене, требует присутствия немца. Иначе это не операция, а кукиш, причем явно милицейский кукиш. А если я все так хорошо понимаю, рассуждал Гуров, переворачивая подгоревшие хлебцы, и коли не из чего выбирать, так чего мучиться? Следует вбить Дитеру три, максимум четыре варианта решений, из которых он в случае необходимости может выбирать. Парень он дисциплинированный, должен не подвести, если на мелководье не захлебнемся, на глубине не потонем.

— Очень люблю яйца и кофе, доктор, — заявил Дитер, заглядывая через плечо.

— У меня в детстве была мечта.

— Какая?

— Доставить тебе удовольствие. — Гуров разрезал запекшийся на сковородке блин пополам, разложил по тарелкам, налил кофе в кружки. — Хватай мешки, вокзал отходит. Кто первым встал, того и сапоги, а кто не успел, тот опоздал.

— Понимаю, фольклор.

— Вся наша жизнь сплошной фольклор.

— Извините, доктор, а сок есть?

— Сок? Любой, в неограниченном количестве… в Мюнхене.

— Черный юмор.

— Не черный и не юмор, жизнь, простая, как задница новорожденного.

— Я плохо знаю русский язык.

— Естественно. Антон Павлович таких выражений не употреблял.

— А серьезно вы разговариваете?

— Обязательно. — Гуров кивнул. — Когда молчу, то сам с собой я разговариваю абсолютно серьезно, никаких шуток не позволяю.

— Когда мы начнем работать?

— Сейчас же, так как твоя очередь мыть посуду.

Молча вымыв посуду, Дитер долго мыл в ванной руки, тер их одеколоном; вернувшись в комнату, сердито сказал:

— Я мог поселиться в отеле, есть нормальную пищу. Мы все равно не работаем, только болтаем, господин полковник.

— Не много же тебе нужно, чтобы сорваться. — Гуров отложил газету.