Николай Леонов - Исповедь сыщика [сборник]

— Рост сто восемьдесят пять, вес девяносто, глаза, стрижка — типичный полицейский. — Казалось, он забыл о Дитере, говорил только с Гуровым. — Ты понимаешь, Лева, тебе там не с паханами темными дело иметь, не с ворами в законе, а с авторитетами, с людьми, служившими у нас и у соседей, которые покатались по Европам, поглядели, нанюхались. От него полицейским за версту несет.

— Неужели ты полагаешь, Петр, что я это не учел и не включил в легенду? — удивленно спросил Гуров. — Конечно, Дитер — полицейский и служит в охране, только он служит двум богам.

— Неплохо. — Генеральский тон пропал. Орлов вновь начал тереть нос, пытался поставить его на место; только оперативники расслабились, как генерал спросил: — Откуда он так хорошо говорит по-русски? Полицейский, русский в совершенстве, таким человеком рисковать не будут. Только не надо мне рассказывать про деда, семейный террор и русскую литературу. Я говорю, для одного человека это многовато. Вы мне ответьте, господин полковник, если бы у вас был такой парень, вы бы позволили ему лететь в Мюнхен налаживать связь с местными заправилами преступного мира?

Полковник молча пожал плечами, Дитер понял, что провалился. Его сбивали не только парадоксальные вопросы генерала, но и манера общения русских между собой. То они обращаются друг к другу вполне официально, то говорят между собой, как мальчики на вечеринке. Дитер не мог понять: смена обращения что-то значит и что именно?

Первым оправился от удара и нашел простейший контрход полковник, взял со стола нетронутую рюмку генерала и сказал:

— Вы, господин генерал, не пьете, сливать в бутылку в присутствии иностранца неудобно, выливать грешно. — Выпил залпом, промокнул губы платком и закурил. — Вас, Петр Николаевич, просто дезинформировали, к сожалению, этот немец по-русски, как я по-немецки.

Дитер принял мяч с лета и сердито ответил:

— Ты есть врать! Я русский понимай! Говорить мало, понимай много!

— Ладно. — Орлов тяжело поднялся, махнул рукой. — Готовьтесь, через двое суток доложите разработку, будем решать.

Дитер сел в «Жигули», дисциплинированно пристегнулся, посмотрел на жесткий профиль полковника, который невозмутимо газовал, пытаясь завести машину, и в десятый, сотый, возможно, тысячный раз подумал, что читал Чехова, Гоголя, современных русских писателей, а людей этих не понимает. На такой машине в Германии может ездить только конченый человек. Наконец мотор заработал, «жигуленок», кашляя, скрипя и переваливаясь, выкатился со стоянки на улицу, полковник включил указатель правого поворота, и тут же какая-то машина бросилась из центрального потока прямо наперерез, пронеслась в сантиметрах от них, залила грязью ветровое стекло и унеслась, будто ничего не случилось. И полковник никак на происшедшее не реагировал, пустил «дворники» и выкатился на центральную магистраль. «Чуть-чуть, и нас бы разбили к чертовой матери, — подумал Дитер, покосился на спокойное лицо полковника. — Может, за нами уже началась охота?»

— Не бери в голову, это нормальный московский таксист, — сказал Гуров и закурил.

Дитер уже привык, что полковник постоянно отгадывает его мысли и чувства, и спросил:

— Но вы же полковник полиции, почему вы не догоните его и не накажете?

— Не хочу выглядеть идиотом, — ответил Гуров и закурил.

— А генерал очень умный, — задумчиво произнес Дитер.

Полковник лишь кивнул, приспустил стекло и выбросил окурок на улицу. Дитер вздохнул и осуждающе покачал головой. В Германии выбросить окурок в окно может позволить себе какой-нибудь турок, и то лишь в своих кварталах.

— Генерал сказал, что будем решать. Господин полковник, как вы думаете, он не отправит меня в Мюнхен?

— Он тебя уже оставил, и ты полетишь со мной, если не передумаешь.

— Господин полковник…

— Он тебе прямо сказал, что ты не знаешь законов охоты. И то, что ты упрямо лезешь в дело, доказывает твою молодость и глупость, больше ничего.

Дитер обиделся; полковник взглянул на него, хмыкнул, покачал головой:

— Да, хлебну я с тобой горячего.

— Я этого выражения не понимаю.

— Но ты со мной тоже хлебнешь, тогда и поймешь. У нас двое суток, это много и ничего. Домашние заготовки в нашем деле сплошная глупость, твоя легенда предельно проста. Главное нам притереться друг к другу, что крайне сложно. Начнем с того, что ты усвоишь — обижаться на меня совершенно бессмысленно и опасно для дела, обида отвлекает. Ты больше никогда не назовешь меня «господин полковник». С этого момента, уяснил?