Маурицио Джованни - Боль

Она поднесла к лицу свою левую ладонь и посмотрела на нее так, словно это была награда, что-то вроде медали. У Ричарди дрогнуло сердце, он подумал о другой ладони, маленькой и вышивавшей узоры.

— Я стала работать у одного портного, — рассказывала Маддалена. — Этот старый козел пользовался моим телом. Я терпела, мне надо было что-то есть. Просто ждала, пока он закончит. Спала я в воротах его мастерской.

Однажды в лавку при мастерской зашла синьора Лилла, ей был нужен отрез ткани определенного цвета, а в нашей витрине она увидела как раз такую. Ей было достаточно одной секунды, одного взгляда. Она сразу поняла, что я хорошая мастерица и работаю много, а тот человек — просто свинья. Она отозвала меня в сторону, на следующий день я уже работала в театре Сан-Карло.

Последние слова Маддалена произнесла так, словно рассказывала, как попала в рай. На свою беду, Ричарди мысленно увидел перед собой образы ее прошлого и пожалел ее. Но в его уме был и Вецци, который продолжал петь и плакать о годах, которые должен был прожить, но не проживет.

Взгляд молодой женщины стал мечтательным, словно она рассказывала себе сказку. Перед ней стояла чашка с дымящимся кофе, но Маддалена не выпила ни глотка.

— Так я жила два года, — продолжала она. — Я стала хорошей мастерицей, комиссар, самой лучшей. Но не хотела обращать на себя внимание, боялась все погубить. Мне и так было хорошо. Я помогала другим, когда они не знали, как что-то сделать. Я бралась за самые сложные работы, и поэтому меня все любили. Я старалась, чтобы никто меня не замечал, жизнь научила меня, что, если человека заметили, рано или поздно сделают ему что-то плохое. Так и случилось.

В ее великолепных голубых глазах мелькнула тень, словно по небу пронеслось облако. Маддалена вздохнула и заговорила снова:

— Однажды вечером я нашла Микеле. Возвращалась с работы очень поздно, на следующий день должна была идти «Травиата», а там в сцене праздника сложные костюмы. Микеле лежал в воротах, я чуть не наступила на него. Он казался мертвым. Что мне было делать? Я ведь тоже столько раз умирала от голода в подъездах. Разве я могла наплевать на него, позволить ему умереть, чтобы самой не попасть в беду? Нет. Разве после такого можно спать спокойно? И я помогла ему.

Привела наверх. В других домах, в других квартирах мне бы не позволили это сделать. Но в этом городе — не обижайтесь на мои слова, комиссар, — бандиты часто бывают лучше полицейских. Те, кто живет бедно, спасается от опасностей и голодает, помогают друг другу. Мы выживаем за счет того, что крепко держимся все вместе. Потому что знаем, комиссар, если не будем помогать друг другу, никто нам не поможет. Поэтому Микеле живет ради меня и ради соседей по дому и переулку. Для людей нашего квартала. И он это знает, знает хорошо. Вот что вы увидели в его глазах.

Ричарди хорошо знал, как город поддерживает свое равновесие. И ему было больно осознавать, что эта женщина права, а он бессилен изменить существующее положение.

— Все произошло естественно. Микеле красивый, ласковый и добрый. Он тоже много страдал и страдает теперь. Он выздоровел и остался жить со мной. Я его люблю, он любит меня, и для нас обоих это было первый раз. Я поговорила с синьорой Лиллой, та поговорила с Лазио, директором сцены, а Лазио — с маэстро Пелози, дирижером оркестра. Никто не знал про меня и Микеле, я сказала, что моя подруга слышала, как он поет в каком-то маленьком ресторане. Его взяли сразу, как только услышали, у него ангельский голос.

В голосе Маддалены звучала гордость. Ричарди попытался понять, что она чувствует к Несполи. Привязанность, да, но не страсть.

— Его не взяли бы, если бы знали, что он живет с женщиной, на которой не женат. В этой среде такие порядки, комиссар. Поэтому он нашел себе другую квартиру и стал жить отдельно.