Мэри Элизабет Брэддон - Тайна леди Одли

– Покинул ее! – удивилась гувернантка.

– Да. Я служил корнетом в кавалерийском полку, когда впервые встретил мою крошку. Наш полк был расквартирован в одном портовом городишке, где моя девочка жила со своим бедным старым отцом, лейтенантом в отставке на половинном жалованье; старый лицемер, бедный, как церковная мышь, и вечно ждущий своего шанса. Я видел все его ничтожные уловки, чтобы подцепить одного из нас для его хорошенькой дочурки. Я видел все эти жалкие, презренные, видные насквозь капканы, которые он расставлял для драгунов. Я замечал его в псевдосветских обедах и портвейне из таверны; его напыщенных речах о величии его семьи; его притворной гордости и независимости; и поддельной слезе, которая затуманивала его старческие глаза, когда он говорил о своем единственном дитяти. Это был старый пьяница-лицемер, готовый продать свою бедную дочь любому, кто больше даст. К счастью для меня, я оказался в то время лучшим покупателем, так как мой отец – человек богатый, мисс Морли, и поскольку это была взаимная любовь с первого взгляда, мы сочетались браком. Тем не менее, едва мой отец узнал, что я женился на бедной девушке, не имеющей на гроша, дочери старого пьянчуги, отставного лейтенанта, он написал негодующее письмо, извещая меня, что прерывает всякую связь со мной и что мое ежегодное содержание прекращается со дня свадьбы. Поскольку я не мог жить лишь на свое жалованье, да еще содержать молодую жену, я продал патент на офицерский чин, рассчитывая жить на эти деньги, пока что-нибудь не подвернется. Я повез мою любимую в Италию, и мы роскошно жили там, пока не закончились мои две тысячи фунтов; но когда они уменьшились до двух сотен, мы вернулись в Англию; моя жена вбила себе в голову, что не может жить вдали от своего старого отца, и мы поселились в небольшом курортном местечке, где он проживал. Ну и как только старикан услышал, что у меня остались две сотни фунтов, он проявил к нам большую любовь и настоял, чтобы мы поселились в его доме. Я согласился, чтобы угодить моей любимой, которая как раз находилась в том особенном положении, когда все ее капризы и прихоти должны исполняться. Мы поселились у него, и вскоре он выманил у нас все деньги, но когда я заговаривал об этом с женой, она только пожимала плечами и отвечала, что ей не нравится плохо относиться к «бедному папочке». Итак, «бедный папочка» мухой расправился с нашим небольшим запасом денег, и я, почувствовав необходимость что-то делать, отправился в Лондон и попытался получить место клерка в торговой конторе или бухгалтера, библиотекаря, что-нибудь в этом роде. Но, полагаю, что на мне была печать военного, и как бы я ни старался, я никого не мог заставить поверить в мои способности; и наконец, выбившись из сил, с тяжелым сердцем я вернулся к моей любимой, которая нянчила сына и наследника отцовской бедности. Бедняжка, она совсем упала духом, и когда я сказал ей, что потерпел неудачу, она не выдержала и разрыдалась, причитая, что мне не следовало жениться на ней, если я ничего не мог дать ей, кроме нищеты и горя, и что я причинил ей зло, сделав своей женой. О боже! Мисс Морли, ее слезы и упреки чуть не свели меня с ума, я проклинал ее, себя, ее отца и весь свет и потом выбежал из дома, крикнув, что никогда не вернусь. Обезумев, я бродил весь день по улицам, испытывая сильное желание броситься в море, чтобы она была свободна и могла сделать лучшую партию. «Если я утоплюсь, отец должен будет поддерживать ее, – рассуждал я. – Старый лицемер не сможет отказать ей в приюте, но пока я жив, она не может требовать это от него». Я спустился на старую расшатанную деревянную пристань, намереваясь подождать до темноты, а затем дойти до края и броситься в море; но пока я сидел, покуривая трубку и бездумно наблюдая за чайками, на пристань спустились двое спутников, и один из них заговорил об австралийских золотодобытчиках и о том, какие великие дела там вершатся. Оказалось, он собирается отплыть туда через день-два и пытается убедить своего спутника присоединиться к нему.

Около часа я слушал их беседу, следуя за ними по причалу с трубкой во рту. Затем я вступил в разговор и узнал, что корабль, на котором собирался плыть один из путников, отходит из Ливерпуля через три дня. Этот человек сообщил мне все, что нужно, и более того, сказал мне, что такой крепкий парень, как я, наверняка преуспеет в раскопках. Мысль, озарившая меня, была так неожиданна, что кровь прихлынула к моим щекам и я затрепетал от возбуждения. В любом случае, это было лучше, чем броситься в воду. Предположим, я уеду тайком от моей любимой, оставив ее в безопасности под отцовской крышей; сколочу состояние в Новом Свете [1] Здесь и далее под «Новым Светом» имеется в виду Австралия. – Примеч. ред. и вернусь через двенадцать месяцев, чтобы бросить его к ее ногам, ибо я был такой жизнерадостный в то время, что рассчитывал на удачу уже через год. Я поблагодарил этого человека за информацию и поздно ночью побрел домой. Стояла промозглая зимняя погода, но я не чувствовал холода, – я шел по пустынным улицам, снег летел мне в лицо, а в душе жила отчаянная надежда. Старик сидел в маленькой столовой, попивая бренди с водой, жена уже спала наверху, в спальне вместе с ребенком. Я написал ей несколько коротких строк о том, что никогда не любил ее сильнее, чем теперь, когда может показаться, что я ее покидаю; о том, что собираюсь попытать счастья в Новом Свете, и что если мне повезет, то я вернусь и привезу ей много денег, но если нет, то я больше никогда ее не увижу. Я разделил оставшиеся деньги – что-то около сорока фунтов – на две равные части, одну оставил ей, а другую положил себе в карман. Я встал на колени и помолился за свою жену и ребенка, склонив голову на белое покрывало, под которым они лежали. Я не очень верующий человек, но видит Бог, эта молитва шла от сердца. Поцеловав их, я тихонько вышел из комнаты. Дверь в столовую была открыта, старик клевал носом над газетой. Он поднял голову, услышав мои шаги, и спросил, куда я иду. «Покурить на улице», – ответил я, и так как это было моей привычкой, то он мне поверил. Через три дня я уже был в море, на судне, плывущем в Мельбурн, имея при себе только инструменты и семь шиллингов в кармане.