Василь Абзи - Быль да небыль. Здесь всё не так

– Так прямо сейчас могу, – в ответ встрепенулся Старый.

– Не надо сейчас, – снова засмеялся над ним Сафрон. – У тебя люди сидят, а ты хочешь, как свадьба без жениха… Мужики разойдутся и зайдёшь. – По селектору ещё раз прозвучало повторившееся сообщение. И Сафрон, повернувшись к выходу и к радио, будто ответил ему. – Во-от, ещё один нетерпеливый. Старого ему подавай. Нет, чтоб всех так нетерпеливо нагнать, а-то только Старого ему подавай, – и уже понимая, что он должен оставить всех присутствующих, Сафрон направился к своему проходу.

– Чё-ё, давай, действительно, закурим, – от витающей строгости освобождённым, прозвучал чей-то голос.

И тут же, также уверенно, как и Сафрон, согласием ответили другие:

– Да, давай.

– А почему бы и нет…

Меж тем, стоящий за распахнутыми окнами июль, уже заметно и ощутимо перевалил за полдень. Отчего также ощутимо, в секциях отряда становилось неприятно душно, Окна, в этих, когда-то выложенных из кирпича стенах, смотрели перпендикулярно ровно солнечному восходу и, оттого первыми принимали на себя, все ярко палящие ’’радости ’’. Даже выросшие перед бараком деревья карагача, никак не спасали его принуждённых обитателей, от этого разгулявшегося на небе солнца. Это же Азия, и с этим ничего не поделаешь.

А спустя ещё немного времени и, тем более, уже после надрывающегося из радио голоса, ’’что всё-таки нужно срочно явиться в ДПНК!’’, никто не стал уже испытывать терпения. И мужики один за одним начали выходить из секции, на улицу. Ведь ’’виновник ’’ их чаепития, однозначно выйдет туда же…

Старый же, легко просеменив в чьих-то чужих туфлях, по истоптано-деревянному полу, тоже, когда-то сколоченному такими же невольными, как и он, послушно появился перед Сафроном.

– Заходи. Садись. Пожму тебе руку на прощание. Хороший ты мужик и смог остаться правильным…

И не успел он этого сказать, как Старый снова зашустрил-засуетился, первым делом вытянув свою маленькую щупленькую ладонь, может в жизни не державшую ничего тяжёлого:

– Да, Сафрон, век тебя не забуду…

– Да подожди ты, Старый, дай сказать, – без всяких шуток, но по-доброму остановил его Сафрон. – И когда я только избавлюсь, от этой твоей суетливости.

И оставшуюся без внимания ладонь, Старый быстренько убрал обратно:

– Говори, Сафрон, может надо чё-ё, так я сделаю…

– Да надоел ты, Старый! Сейчас на пинках тебя отправлю. Дай сказать-то хоть, – и, повернувшись к тумбочке, Сафрон взял с неё несколько лежащих бумажных купюр. А взяв их, он протянул их Старому. Когда же Старый взял их и бережливо зажал в кулачке, Сафрон продолжил. – Эти деньги положь себе. Шманать на вахте тебя не будут, не бойся. А-то ещё придумаешь в колымский гашник их засунуть, – иронично и быстро улыбнулся Сафрон. – Этих денег тебе на первое время хватит. И ради Бога, не лазь ты больше по карманам. Это всё-таки Азия. Поймают и изуродуют так, что больше не поднимешься. В арыке собакой не нужной сдохнешь. Самосуд тебе сделают, здесь это модно. Лучше уезжай куда-нибудь. Бабёнку-вдовушку найди. Женись, в хозяйстве покопаешься. Твоей же шустрости ещё надолго хватит… Вот где ты сам родился?

– О-о-о, так это, алтайский я.

– Вот. Красивые места, говорят. Сам не был, не знаю. Туда и поезжай. Через всю страну прокатнёшься, в Москве на денёк зависнешь. В гости сходишь, к дедушке Ильичу. И всё, и домой. В деревню куда-нибудь.

– Так у меня ж профессии нету, – ’’сладко слушая’’ и после каждого услышанного предложения, согласно качая головой, однако забеспокоился Старый.

– Ну и пусть! Что ты, как маленький рассуждаешь. С хорошими мыслями везде от человека польза. Главное, завязывай. Хуже нет, когда человек в тюрьме умирает. Отнятая свобода, она уже сама, как смерть. А сдохнуть в неволе, два раза умрёшь. Или тебе вообще всё по барабану!?

– Нет-нет, правильно говоришь, Сафрон.

Конечно, правильно… Там же даже воздух другой, ни только жизнь. Поэтому давай, не дури. Лучше молись за меня со свободы.

– Так я ж не умею…

И от этой малограмотной наивности, граничащей с простотою, Сафрон, не удержавшись, засмеялся. А с добром заканчивая смеяться, подтолкнул-ударил Старого в плечо:

– Всё, Старый, давай… вали отсюда. Достал ты уже, со своей маленькой азбукой. Молиться он не умеет…

– Да, Сафрон, тебе бы вот всего хорошего, – легко поднявшись со шконки, проговорил Старый и ещё раз протянул по размерам детскую ладонь, будто специально и предназначенную, чтоб ловко шарить по карманам. – Век тебя не забуду.