Николай Шахмагонов - Судьба советского офицера

– А можно туда подняться?

– Конечно… Пойдёмте,– сказал Синеусов.

Они окунулись в темноту асфальтовой дорожки, кое-где, на крутизне, переходящей в каменные ступеньки и лишь в редких местах освещённой скрытыми в листве деревьев фонарями. На каменной площадке возвышалась старенькая, дореволюционной постройки башенка на постаменте, с колоннами по кругу. Немало повидала она на своём веку, и вихрей революционных, и вихрей, разбивающих сердца. На куполе этой башенки-павильончика, взамен украденной в годы революции настоящей, чудодейственно выполненной арфы, поющей от ветра, был установлен электронный прибор, о котором рассказывали экскурсоводы, но об устройстве которого вовсе не задумывались влюблённые парочки, вдохновляемые горным воздухом, полумраком и чарующей мелодией.

Синеусов не стал рассказывать о технической конструкции арфы, а, может, и сам не знал этих непоэтических подробностей. Он помог Ирине ступить на каменный постамент, и сам легко вспрыгнул на него, минуя ступеньки. На павильончик были наведены прожектора подсветки, позволяющие видеть её из самых дальних концов старого города. Синеусов пояснил, что арфа и орёл, скрытый в темноте, на отроге, за каскадной лестницей – символы Пятигорска.

– Как же хорошо, как удивительно хорошо здесь, – сказала Ирина.

– Мне тоже нравится, потому что я с вами рядом, – ответил он.

– Так спокойно на душе… Уходят все тревоги, – молвила она. – Стоять бы и слушать, слушать… Но время … В корпус ведь не пустят.

По лабиринту тенистых полуосвещённых тропок они выбрались на тротуар, миновали станцию канатной дороги и скоро оказались перед высоким зданием лечебного корпуса санатория «Ленинские скалы».

– Я могу вас увидеть завтра? – спросил Синеусов, когда они прощались у входа в корпус с более оптимистичным, нежели у нижнего корпуса, названием «Не всё ещё потеряно».

– Вы знаете, как называется этот корпус? – вместо ответа, смеясь, спросила Ирина.

– Знаю, – ответил Синеусов и прибавил с улыбкой: – Значит, не всё потеряно?

– Так подходите завтра на то же место после обеда, – предложила Ирина.

– Буду в пятнадцать ноль-ноль!

Он поклонился, взял её руку и быстро поднёс к губам. Затем резко повернулся и, не оборачиваясь, пошёл в сторону военного санатория. Верхняя проходная была уже закрыта. Синеусов легко взял заборчик перекатом, почувствовав позабытую юношескую удаль, и скоро уже был в своём номере, где сиротливо дожидалась впервые за отпуск брошенная на весь вечер пишущая машинка с дежурной страницей в каретке. Синеусов подвинул машинку, перечитал то, что написал утром, и фыркнул, проговорив: «Серая проза». Затем он решительно удалил лист из каретки, порвал его и, зарядив новый, стал быстро печатать, изливая жар своей души, который, касаясь бумаги, обращался в строчки, страницы, соединяясь постепенно в главу нового произведения, возможно, повести.

…Обо всём этом, и о своих ощущениях, и о том, что было у него с Ириной, и о том, о чём он знал из её рассказов, Синеусов вспоминал, лёжа на диване спального вагона. А поезд, отстояв у перрона станции Минеральные воды положенное время, вырвался, наконец, на простор.

Сосед по купе, приоткрыв дверь, предложил пойти попить чай вместе со всей его семьей, и Синеусов, поблагодарив, принял приглашение.

Сергей Николаевич и его супруга оказались людьми общительными. Звали супругу Екатериной Владимировной, а дочку – Леночкой.

– Какая же вас эффектная дама провожала! – сказала, обращаясь к Синеусову, Екатерина Владимировна.

– Мне она тоже нравится, – шутливо ответил он.

– Она местная? Я её раньше не видела…

– А я видела, – вставила Алёна и, обращаясь к Синеусову, пояснила: – Вы с ней гуляли по «Цветнику», когда мы шли в театр.

– Было дело… Где только не гуляли…

Принесли чай, и началась бесконечная дорожная трапеза, неспешная за неспешным разговором. Екатерина Владимировна иногда, казалось, теряла нить разговора и как-то необычно поглядывала на Синеусова. Потом вдруг, отвернувшись к окну, надолго замолчала. Синеусов не мог знать, что его прощание на платформе Пятигорского вокзала навеяло на неё воспоминания о том давнем отдыхе в Пятигорске, когда она познакомилась с Теремриным. Синеусов заметил, что Алена более похожа на мать, нежели на отца, можно даже было сказать, что на него она непохожа вовсе.

– Вы, конечно, офицер? – спросил Труворов. – А где служите?

– В военном журнале.