Алла Боголепова - Белая Богиня

– Зато ты знаешь английский, – Дина смахнула со стола сухие листья и принялась разбирать корзину с едой. – Почему не сорвала гриб?

– Пусть живет.

Дина глянула внимательно и тепло, и обеим стало ясно: вот теперь можно и поболтать о том, о чем под летним солнцем откровенничать не хотелось.

– Скучаешь по родине?

На стол с глухим стуком упал желудь – крупный, тяжелый, такой гладкий, что Анна не удержалась и провела им по щеке.

– Ты удивишься, но нет, – задумчиво произнесла она. – Хотя, смотря что считать родиной. По Москве точно не скучаю. Да и некогда мне скучать, сама знаешь.

Дина кивнула: ей ли не знать. Все лето, все долгое, ослепительно-прекрасное португальское лето, которое длится с мая по конец октября, они провели вместе. После того, как Анна решила переехать в Лиссабон, решение, впрочем, не совсем верное слово, когда ты просто отдаешься на волю обстоятельств, Дина помогала ей обжиться на новом месте. Она называла это «организовать жизнь», и, черт возьми, впервые Анна чувствовала, что действительно живет.

Дни летели один за другим, полные солнца, моря и открытий. Анна плыла по этим дням, как португальские путешественники, и, как они, подспудно ждала, что налетит шторм. Не всегда же будет попутный ветер, не может небо постоянно быть таким безмятежным, так просто не бывает.

Но один прекрасный день сменял другой. Под португальским небом легко забывалось обо всем, даже о закрытых границах и проклятом вирусе, тем более, что, напуганные пережитым карантином, португальцы решили выжать из лета все удовольствия сразу.

Береговая линия с пляжами все не заканчивалась, поэтому Анна без труда гнала от себя смутное беспокойство, растворяла его в путешествиях, обновках и обманчиво легком vinho a pressao, один евро за большой стакан, если знать правильные места. Места она уже знала.

– Но что-то, все же, не так, – пробормотала Дина. – Тебя что-то… угнетает. Или кто-то.

Анна сосредоточенно жевала вяленую ветчину.

– Кто-то, – решительно тряхнула головой Дина. – Тебя угнетает Леандру.

– С ума сошла? Я его не видела с тех пор, как… как я тут.

«На самом деле видела, – возразила про себя Анна, – и встреча особой радости не принесла. Кому приятно видеть своего бывшего, который позвал приехать в Лиссабон и замуж, а потом кинул, веселым, красивым и с другой бабой? Но Дине знать об этом необязательно. Тем более, проблема не в Леандру».

– В год, когда мир сошел с ума… Звучит как название пост-апокалиптического кино. Короче, у всех все плохо. А я переехала в другую страну. Получила наследство. Живу в центре. Деньги есть, пахать на износ не приходится. Можно сказать, начала новую жизнь. На ровном месте, понимаешь? Когда уже и не надеялась. Вот даже сейчас, когда в Москве холодно и темно, я сижу под синим небом, лопаю хамон, пардон, presunto, и на мне даже куртки нет, потому что тепло. Но, блин…

– Но, блин, чо-то как-то фу, – изрекла Дина.

Анна невольно рассмеялась.

Самое главное «не так» заключалось именно в том, что она не вполне понимала: что именно «не так»? После многих лет унылой, серой, однообразной жизни, сначала в деревне, потом в чужой Москве, ей повезло оказаться здесь.

Каждое утро, просыпаясь в Лиссабоне, Анна думала: «Я нашла его, или, может, он нашел меня! Как бы там ни было, это мой город».

И дело не в солнечных лучах, что пробивались сквозь вытертый бархат неплотно сдвинутых портьер. И не в том, что с балкона, опоясывающего маленькую квартирку на верхнем этаже двухсотлетнего дома, открывался вид на половину Лиссабона. «Лучшую половину», – уточняла Дина.

Дело вообще не в красоте, которая поначалу сбивает с ног, но, в конце концов, становится привычной, как любой шедевр или любое уродство, если видишь их каждый день. Просто здесь, в Португалии, оказался дом, которого у Анны никогда раньше не было.

Здесь у нее появились друзья – двое. А если считать Жирного Жо и сеньора Паулу, то, пожалуй, четверо.

В грязной закусочной Жирного Жо Анна обедала дважды в неделю, а сеньор Паулу был известен как респектабельный владелец похоронной конторы, на услуги которого она не могла бы рассчитывать в любом случае. Потому что, и он сказал это с глубочайшим сожалением, хоронить человека, даже даму, даже столь уважаемую и привлекательную, однако неместную и не католичку, он просто не возьмется: «Это, дорогая сеньора, находится за пределами моей компетенции».

Присутствующая при разговоре сеньора Мафалда, девяностолетняя хозяйка двух канареек и невообразимо жирного кота, чьей мечтой было сожрать заполошных птиц, обругала похоронщика невежливым мальчишкой. И то верно, ему всего-то шестьдесят пять.