Она ощутила как та частичка его существа, натиска которой она не только испугалась, но и устыдилась невероятно, стремится проникнуть в неё, но не может сделать этого без помощи рук, а потому не отпустила его руку, которой он хотел помочь этому проникновению, сдерживаемому самой последней преградой которая одна лишь только и охраняла и её достоинство и её девичье достояние на этом необыкновенном рубеже перехода девушки во взрослую жизнь.
Он чувствовал, что остался один рывок, один натиск и он готов был сделать его, но сделать как можно мягче, нежнее.
Но она, вздрогнув, дёрнулась, слегка извиваясь и движением сорвала натиску, который пришёлся мимо. Он же испугался лишь одного, испугался, что все эти его действия распалили настолько сильно всё его существо, что всё могло внезапно окончиться слишком бурно и в данном случае весьма неловко и неудобно, поскольку рядом с ним была девушка, ничего в этом не понимающая, а потому не способная понять, что случилось.
И тогда он замер в том положении, в котором застало его первое отражение натиска. Он всё ещё чувствовал под собой её упругое тело, её упругие изваяния, словно вонзающиеся в его грудь. Он снова стал целовать её, снова закрыл поцелуем губы, почувствовав, что она хочет что-то сказать, но какие могли быть слова в этот момент…
А в голове билась мысль:
«Ну что же… Если решение откладывается, значит, так тому и быть!»
Утром он завёз её в институт, где была назначено консультация перед очередным экзаменом сессии. Сам отправился за Волгу, в квартирно-эксплуатационную часть, где сообщил, что пока, до получения жилья в Краснодаре – дом вот-вот должен быть сдан – оставляет за собой квартиру и сдаст её совершенно точно, когда приедет в летний отпуск. Такое допускалось. Иначе, куда же отправлять контейнер с вещами, а надо сказать, что хоть вещей и было у него – холостяка – пока очень и очень немного, но всё-таки какое-то количество их набралось, особенно во время службы в ГСВГ.
Потом проехал по магазинам. Увы, в Калинине они зияли пустыми прилавками. Что же удивительного? Время горбачёвщины. Пройдут годы, и бессовестные клеветники, продавшиеся Западу, будут орать на каждом перекрёстке об ужасах социалистического строя, цинично умалчивая о том, почему было именно так как было. И только добросовестные исследователи смогут поднять неопровержимые документы и доказать, что тому были причины. Запад сотрясал кризис, запад во главе с заокеанской омерзительной шайкой оказался на краю пропасти. Вот-вот должен был начаться голод, вот-вот могли рухнуть все социальные и военные институты. Вот тогда-то горбимочёвская шайка и ринулась спасать любезный ей Запад за счёт России. Продукты, настоящие продукты, натуральные и самые лучшие продукты эшелонами шли в Европу в обмен на милостивое позволение предателям советской власти и СССР вылизывать у них, заправил тёмных сил, всё то отвратительное, что составляло их «достоинства» и «плебсократические ценности». Что имеется в виду? Да ведь Задорнов давно дал на то ответ. Если мы говорим «спасите наши души», то гейропейцы и заокеанские недочеловеки кричат «спасайте свои задницы».
Циничное время ельЦИНИЗМА и торжества ельциноидов приближалось неотвратимо, приближалось, заставляя даже в романе о светлом, о любви, напоминать время от времени об этом ужасающем, омерзительном приближении.
Впрочем, нашему герою удалось взять что-то на вечер, в основном к чаю. Ну а на обед? Это уже слишком. Пообедали они в ресторане.
Когда после обеда вернулись домой, Людмила засела за учебники, а он съездил в 83-й военный городок, побывал в своём полку, где ему особенно хотелось повидать своего заместителя по политической части.
К вечеру погода испортилась. Ветер бросал в окно гроздья колючего снега, по земле мела позёмка. Но в квартире было тепло и уютно. Попили чай, переговариваясь на отвлечённые темы, в основном, конечно, об институте, о сессии, которая завершалась и о последнем семестре. Людмила словно специально заговаривала о близящемся выпуске, о грядущем распределении, но Световитов делал вид, что не понимает причин.
Потом она стала убирать со стола и мыть посуду, а он сходил в ванну, принял душ и отправился в комнату, где быстро разделся и забрался под одеяло, не включая свет.
Она ещё некоторое время что-то делала на кухне, потом он услышал, что щелкнул замочке в двери в ванну. Приглушённо послышался шум душа. Он ждал. Ждал терпеливо, повторяя про себя: будь что будет. Он решил, что снова не станет действовать слишком дерзко и настойчиво.
Читать дальше