Лариса Шкатула - Внучка алхимика

А Соня медлила совсем по другой причине. Она была наслышана, что алхимики всех времен и народов пытались получить золото с помощью философского камня, но она не слышала, что философский камень кто-то открыл. Тогда что в слитках? А если всего лишь недорогой металл вроде свинца, покрытый тонкой пленкой позолоты? То-то стыда не оберешься.

– Давайте возьмем один слиток с собой и хорошенько рассмотрим его при дневном свете. А то и посоветуемся с ювелиром, – предложил граф.

– Погодите, – Соня потерла лоб, отчего на нем тут же появилось грязное пятно. Посмотрела на руки и спохватилась. – Я, наверное, ужасно грязная.

– Вы – прекрасная! – выпалил граф, не отводя от неё глаз.

– Прекратите делать мне комплименты, – строго сказала Соня. – Вы сбиваете меня с мысли. Я хочу сказать: если это всё-таки золото, то…

– Вы богаты! – докончил за неё Разумовский. – Это что-то для вас меняет?

Княжна посмотрела на него, как на неразумное дитя.

– Конечно, меняет! – медленно произнесла она. – Мы ведь очень бедны. Вы даже представить себе не можете, как за эти годы извелась маменька, отказывая себе в самом необходимом, и не имея возможности помочь нам, своим детям. А Коля… Разве вы не знаете, как от безденежья страдает он?

– Простите, – повинился Разумовский, – я как последний эгоист, подумал только о себе.

– О себе? – изумилась она. – Но какое отношение имеет… Я ничего не понимаю!

Он усмехнулся.

– Боюсь, я и сам смог бы объяснить это с трудом. Меня сдерживает обещание не говорить вам о своих чувствах…

– Да, вы меня этим очень обяжете, – сухо сказала Соня.

Обратный путь они проделали в молчании, и граф сам нажал нужные камни, чтобы закрыть потайную комнату.

У двери Сониной спальни они остановились, и Разумовский подбросил на ладони слиток.

– Фунтов шесть будет. Я мог бы посоветоваться с ювелиром. У меня как раз есть такой на примете: знающий и не болтливый.

– Посоветуйтесь, – кивнула Соня.

– И вы доверяете его мне?

– Доверяю.

Почему он смотрит на неё с таким изумлением? Ведь это вполне может оказаться обычным свинцом… А если и не так, то неужели золотой слиток Соня ему бы не доверила? Нет, граф – друг её брата. Что-что, а нюх на порядочных людей у Николая есть… И вообще, почему она медлит, стоя у двери? Попрощалась. Пожелала спокойной ночи, и иди к себе…

Если бы кто-то сказал Соне, что ей просто не хочется расставаться с Разумовским, она этому бы ни за что не поверила.

– Вас не затруднит, помочь мне? – сказал он, показывая свои серые от пыли руки. – Всего лишь полить из кувшина.

– Пойдемте в ванную комнату, – кивнула Соня, которая и сама ощущала себя грязной.

В ванной как всегда стояли два кувшина: один с теплой водой, теперь, конечно, уже остывшей, для княгини, второй с холодной водой – для Сони.

К холодной воде её приучила ещё гувернантка Луиза, которая увлекалась чтением всяческих книг, касающихся продления жизни путем закаливания. Сама она каждое утро выливала на себя ведро холодной воды, но Мария Владиславна категорически запретила ей проделывать то же самой с дочерью, хотя и согласилась на умывание холодной водой. Раз, по словам Луизы, так воспитывают своих детей англичане, значит, в этом что-то есть. Авось, худа девочке не будет. Англичан княгиня почитала за очень разумную нацию…

Разумовский сбросил халат и, покосившись на Соню, закатал рукава ночной сорочки из тонкого полотна, отделанную кружевом. – она никак не вязалась с обликом бравого военного. Соня постаралась не сосредотачивать на этом внимание, потому что вдруг почувствовала смущение от близости графа. Ещё ни один мужчина, кроме, понятное дело, отца и брата, не подходили к ней так близко, в такой вот домашней обстановке.

Он положил слиток на край ванны и подставил руки под струю воды, которую Соня лила из кувшина, а потом наскоро утёрся поданным ею полотенцем и сам взялся за кувшин, жестом предлагая княжне последовать его примеру.

Княжна наклонилась над ванной, и её заплетенная на ночь коса упала было вниз, но Леонид привычным жестом, словно он всегда помогал ей, приподнял косу, чтобы та не мешала своей хозяйке.

Соня умыла горевшее жарким румянцем лицо и приняла от него другой, сухой конец полотенца. Разумовский потянул полотенце к себе, глядя девушке прямо в глаза, и она невольно подалась вслед.

Потом Соня уверяла себя, что сработал некий "животный магнетизм Месмера", о котором она недавно прочла в журнале. Ученый признавал, что магнетизм присущ не каждому человеку, но граф, кажется, им обладал.