Лилия Макеева - Везучая

Подрисовывая однажды на этом «холсте» глаза, я увидела, что дверь, которая отражалась в зеркале, медленно открылась. «Сквозняк!» – дошло до меня сразу. Еще не боявшаяся сквозняков, я невозмутимо продолжала рисовать наслюненным карандашом черную линию на верхнем веке.

Но дверь продолжала открываться – медленно, как в триллере. Не поворачиваясь, я пригляделась: между дверью и косяком вползала темная, всклокоченная голова соседа Сашки.

– Почему без стука? – повысила я голос по типу строгой Раи, разворачиваясь к незваному гостю.

И тут же потеряла дар речи.

Сашка, уже пробравшийся в комнату весь, стоял на фоне двери, в чем его родила мама! Что ни на есть голый и босой. Густая шевелюра с обильной проседью мало отвлекала от выразительной части тела ниже пояса, которую он даже не прикрывал. Она болталась себе безобидно. Смотрел Сашка мне прямо в лицо – доверчиво, я бы даже сказала, кротко. Словно одет был с иголочки – в смокинг, с бабочкой.

Стараясь ничем меня не обидеть, он произнес буднично, но, четко выговаривая слова:

– У тебя спичек не найдется?

И улыбнулся – чисто, как дитя.

Если честно, меня уже было не испугать обнаженным мужским торсом. Но чтобы вот так, без тени смущения? Не извинившись?

Мою оторопь отлично дополнял один накрашенный, округлившийся до предела глаз. Возмутиться не получалось. Сашка всегда так искренне уступал мне место в проходах, так уважительно здоровался, так часто проявлял бесполое ко мне отношение, что заподозрить его в наглой выходке, а тем более в посягательстве на меня, как на женщину, было вообще не к месту. На его мятом лице читалась лишь реальная нужда в спичках.

– Саша! – только и смогла воскликнуть я тоном, призывающим его иметь совесть и взять себя в руки. Для пущей убедительности призыва, я глазами указала соседу на область его причинного места, стараясь все-таки особо внимания на нем не заострять.

Сашка тоже глянул в низы своего живота. Теперь глаза округлились у него. Но как! Он страшно воззрился сначала на меня, потом конвульсивно опять туда, куда я посмотреть боялась, воскликнул: «Ё… тить!» – и, схватив всё свое невинное «хозяйство» в обе пригоршни, боком, как краб, ускакал восвояси.

Меня накрыло волной второго шока: вот ведь до чего может допиться человек! До полного ощущения, что на нем и трусы, и майка, и, может быть, даже верхняя одежда. До пещерного состояния. Мне как-то жалко стало его, дурака.

Через некоторое время Сашка опять пришел, но уже в рубахе и брюках. Аккуратно, как это могут только похмельные люди, постучался и горестно, по-черному извиняясь, подтвердил мои догадки:

– Слушай, я думал, я одетый!

С тех пор он старался как можно реже всплывать в фарватере коридора. Стеснялся или думал, что я расскажу об инциденте Рае, а та его не поймет и все-таки вытурит. Но я не выдала жестокой тайны его похмельной пелены. И Сашка меня вконец зауважал.

Однажды, трезвый, помог затащить на наш второй этаж тяжелый чемодан. Потом как-то починил замок. И удивительно вежливо, если не сказать нежно, подзывал меня к телефону в коридоре. Я слышала за дверью его трогательное «один моментик» и улыбалась без тени злорадства. Пока я нашаривала ногами тапки, он исчезал, приспособив трубку настенного аппарата таким образом, чтобы связь не разъединилась. В общем, вел себя так, словно теперь всегда был голый. Может, поэтому он стащил у меня брюки? Правда, не один, а на пару с появившимся у них дружком-собутыльником.

Брюки были мечтой любой попки. Шоколадный бархат, вернее, такой сорт вельвета, без рубчика. Покрой под джинсы. Привезла мне их из Австрии подруга, и я первое время на эту «заграницу» дышать боялась. Надевала в комнате и крутилась перед открытым баром.

Исчезли брюки, когда на меня напал позыв к деятельности. Решила сделать генеральную уборку и перестановку для обновления вялотекущей жизни. Выволокла в коридор чемодан, чтобы не мешал, и оглядела пространство девяти квадратов. На спинке кресла лежали эти самые брюки – атрибут красивой жизни. И я машинально положила их на чемодан в коридоре.

Руки в боки, готовая перевернуть мир, я стояла посреди комнаты. Прикидывала, как бы что-нибудь переставить. Кресло не поддалось. Проход между креслом и сервантом с одной стороны и софой и шкафом – с другой составлял четыре моих шага. Шаг – вывалюсь в окошко, другой – целую дверь. Прошлась я взад-вперед и пришла к выводу, что «перестройка захлебнулась». Ладно, порядок навела, пол помыла, пыль протерла. И сразу просторнее стало!