Лилия Макеева - Везучая

– Да я сейчас не снимаюсь.

– А че?

– Не берут. – Улыбалась я профилем, делая одновременно шаг в сторону своей комнаты. Раю это не устраивало, и она брала меня за рукав:

– А ты им скажи: Рая возмущена, что ее замечательную соседку не зовут на главные роли! – усиливала Рая звучание и без того зычного голоса. – Мы тут с Сашкой уже прям сидим у телевизора, ждем, когда тебя покажут.

Рая, вообще-то человек добрый, умела косвенно выразить мне свою приязнь. Но не всегда. Алкоголь делал Раю агрессивной.

Сашка был ее, выражаясь обидно, свежий сожитель. В квартире он появился внезапно и сразу тут остался. После первой совместной попойки их уже было не разлить – ни водой, ни водкой. Сашка этот внешне с Раей в полной мере не сочетался: синеглазый красавец-брюнет, хоть уже обрюзг и отупел от возлияний, и в глаза будто молока накапали. А Раечку портили усики, животик, не ухоженная кожа и роговые бухгалтерские окуляры с толстыми линзами. Любили ли они друг друга, какое кому дело. Но общая их привязанность к бутылке создала видимость настоящей семейной жизни: крики, выяснение отношений, битье посуды и даже таскание упирающейся Раи за короткую химическую завивку.

Смотреть на это было жалко и противно. Поэтому я запиралась в своей комнатке и не выходила до их полного изнеможения. Когда из Раиной комнаты наконец раздавался храп дуэтом, я вздыхала свободно, чувствуя себя в безопасности. На кухне тишина. Никакого звукового оформления типа радио или переносного магнитофона у меня не было, поэтому храп соседей смело причислялся мной к жанру «классики». Слушала рулады, помешивая овсяную кашку, и старалась сильно не втягивать носом воздух: смрад перегара рвался наружу из большой замочной скважины. Хорошо, что моя комната расположена по коридору за углом, рядом с входной дверью – оттуда тянуло свежим воздухом. Удобно было и то, что входная дверь шла встык с моей, то есть – один шаг входящего – и он на моей территории. Для известного человека с узнаваемой внешностью – оптимально. Даже представить было страшно, что популярный артист идет по коридору в надвинутой на глаза кепке мимо сразу оглупевших лицами соседей. Один раз так бы прошел – и перестал бы приходить. Так что и расположение комнаты работало на меня. Отчасти поэтому я смотрела на загулы за углом сквозь пальцы и не делала никаких замечаний не знающей покоя паре. Даже когда во время бурных разборок от разъяренного Сашки в визгливую Раю полетел недоеденный арбуз и, поменяв траекторию, устремился в мою сторону, я не рассердилась, а лишь уклонилась от мокрого шлепка об стену, поймав на лету отколовшийся кусок.

– Уйди к себе от греха! – заорал Сашка, пожалев меня вместо извинения.

Недолго думая, я его простила, положила, присев, спасённый кусок арбуза на пол и без тени осуждения удалилась. Я знала, что утром они оба будут виновато вскидывать на меня заплывшие глаза. Сашка предложит вынести мой мусор, а Рая преподнесет на тарелочке со стершейся золотистой каемочкой две аккуратные котлетки. И я, вечно полуголодная, их с благодарностью съем. И даже не подумаю ругать себя за прием своего рода взятки. Потому что стыдились Сашка и Рая от чистого сердца.

Особенно стыдливым был Сашка. Трезвый, или в подпитии, он галантно прижимался к стене, если мы, как в фарватере, сталкивались в коридоре. Моему кораблю, считал, видимо, сосед, необходимо свободное плавание.

Когда Раи не было дома, Сашка затихал. Вел себя, как воспитанный квартирант, которого запросто могут вытурить за недостойное поведение. Видимо, Рая в таком «черном теле» его и держала. Особенно после метания в нее арбузом.

Иногда Сашка настолько затихал и скромничал, что даже не завтракал, до середины дня не выползая на кухню. И мне казалось, что я в квартире одна. Ощущение того самого свободного плавания, когда в ванную можно пройти в трусиках и не запираться в туалете. Но коммуналка непредсказуема во всех смыслах. Например, вычислить время прихода соседей, непонятно где работающих, не представлялось возможным. Поэтому щелчок замка – расстрел свободы – укладывал меня плашмя на софу в моей девятиметровой комнате. Вообще-то она напоминала одиночную камеру, хоть и стоила целых сорок рублей в месяц – почти половина средней зарплаты. Зато в ней был необходимый мебельный набор: полуторная софа, мягкое кресло, полированный платяной шкаф и такой же сервант со встроенным баром. Спиртного у меня там никогда не водилось, но в зеркальной стенке бара выгодно удваивалось количество косметики, для хранения которой я выбрала это место. В результате вместо одного отечественного стеклянного флакончика с персиковым кремом стояло целых два. Богатство! Первое время, пока я не обзавелась зеркалом, мне приходилось открывать бар, сдвигать бутылочки в сторону и, слегка приседая, находить там свое отражение. Свет туда проникал плохо, поэтому выглядела я всегда отлично. А вот когда я приобрела небольшое зеркало и стала искать ему пристанище, мне после заглядываний в «темницу» бара захотелось, чтобы весь свет от единственного окна падал на лицо. Однако в новом зеркале разглядеть удавалось только «молочный план». Это когда кадр установлен по грудь. Чтобы достичь подобного эффекта, пришлось повесить зеркало на ручку оконной рамы. Ради попадания лицом в зеркало приходилось приседать. Но уже – залитой светом, как подготовленный холст.