Цзэдун Тао - Священная война

Это верно… Но Ван Юань уже не чувствовал себя героем, а так, будто на него вывернули казан помоев. При полноте и самодостаточности он уже не летал над степью, не испытывал той особой легкости духа, с которой привык встречать новый день, а надежды, рвущиеся в синеву, враз иссякли; разум еще вопил к Небесам, взывая о милосердии, но Те ничего не отвечали. В конечном счете, он решил окунуться в ледяную реку, чего ни один монгол не сделал бы, ведь воды в степи священны. Но Ван Юань не был настоящим монголом, его ханьская душа время от времени отзывалась на зов предков, и если он не ширял, подобно дракону, над горами, то его тут же тянуло в реку, в водную стихию, где обитали такие же священные существа, но уже по другую сторону реальности – сырой и кровоточащей, порой, вспоротой кривым монгольским мечем.

Настоящие монголы могли до бесконечности смотреть в степь, не падая и не взлетая: Небо священно, реки тоже священны, а степь между ними – как раз то место, где и положено быть человеку; здесь даже зверства имели свои оправдания – волки охотились, их убивали… А Ван Юаня постоянно тянуло уйти за флажки. Рассуждая о природе вещей, он приходил к выводу что страдания и жертвы не напрасны. Отдать кровь и получить Дух – обязанность каждого, но, поднявшись в Небо, упасть и разбиться о скалы проще простого. В общем – замкнутый круг, выход из которого возможен только при соблюдении всех правил, и то в ясную погоду: сиди и смотри в степь. Единственная проблема – долгое пребывание в бездействии, особенно в его возрасте, чревато внутренним бунтом. И вот он еще не узнал женщину, но уже понял, как это опасно: одно неверное движение – и ты срываешься в пропасть вместе с той бочкой меда, в которую по наивности и глупой доверчивости решил запустить поглубже руку. Иначе отчего над степью висит пелена; вероятней всего – она в глазах, и перед ними уже не чистое, свободное и бесконечное пространство, а те самые крутые бедра… Оказывается, он отчетливо их запомнил, когда взбирался по круче вслед за Наргиз. Вчера все было не так, все было иначе, но наступило утро… И вот, только единственная надежда, что Любовь действительно хранит – помнит и всепрощает, – а священная холодная река омоет от всякой скверны и вернет потерянные Небеса.

– Все непросто, брат, – снова услышал он за спиной, когда сидел у реки и смотрел, как вода медленно уносит никому не нужные мысли. – Наргиз – это глубокая река, в которой, возможно, вообще не существует дна. Такую не перейдешь вброд.

Рядом возник ее самодовольный брат Налгар, он стоял, не решаясь присесть. Странная метаморфоза, еще вчера он был его командиром, а сегодня уже стоял навытяжку и ждал приказаний.

– В наших отношениях ничего не изменилось, – обратился к нему Ван Юань. – Садись рядом, если того желаешь. Ты-то хоть веришь, что между мной и Наргиз ничего не было?

– А ты? – в свою очередь спросил Налгар. – Как брат Наргиз я по опыту знаю, что ее откровения достаются дорогой ценой. Ты тут новый человек, но у нас все побаиваются Наргиз.

– Так чего же ты мне посоветовал?

Ван Юань сорвался на ноги, но вдруг поскользнулся, не удержался и плюхнулся в реку. Холодная вода вмиг вернула ясность рассудка. Налгар помог ему выбраться, и они вместе развели огонь – пришлось сушить одежду.

– А разве ты бы отказался? – продолжил разговор Налгар. – Наргиз не монголка, с которой все просто… Да и ты не монгол. У вас с ней есть что-то общее, это уже предопределено. Видишь, тебе таки пришлось окунуться с головой; возможно, именно благодаря этому ты постигаешь, что происходит за зеркалом реки, кто обитает в глубинах и какие у вас боги.

– Ты тоже рассуждаешь многосложно, не как монгол, – заметил Ван Юань.

– С такой поживешь, научишься всему. У меня в детстве утро начиналось с того, что мать обкуривала юрту смолой кедра и кропила везде Святой водой из христианской церкви, после того, как отец заходил к нам из юрты своей второй жены Хатум. А на улице меня уже ждала сестра и требовала мзду, иначе расскажет отцу, куда я запрятал бурдюк недопитой архи. Мы выросли, она перестала меня шантажировать, даже наоборот, помогала во всем, Наргиз выучилась драться, как кошка, и даже летать по воздуху… – Налгар оглянулся и перешел на шепот. – Настоящая ведьма! И я, конечно, стал гордиться такой сестрой. Увы, брат, теперь в твоих глазах я вижу тот же омут, хотя еще вчера ты летал в облаках. Так как ты считаешь, было что-то у вас с Наргиз?

– Я оказался не готовым понести всю эту ее глубину, – сделал вывод Ван Юань. – Я растерялся… Когда тебе предлагают сразу все, не знаешь, чего от себя ожидать.