Мария Воронова - Пропущенный вызов

Выйдя через боковую дверь в кабинетик рентгенолога, Руслан увидел на экране рентгенограмму легких и без труда определил полисегментарную пневмонию. Секунду еще теплилась надежда, что это не его снимок, но она не сбылась.

«Вот и все, – подумал он с какой-то спокойной тоской. – Пневмония, значит, сепсис. Выздороветь от всего этого будет непросто. Нужны антибиотики, но я почти двадцать лет работаю в стационаре, среди антибактериальных препаратов, у меня все микробы с нехилой лекарственной устойчивостью. В общем, конец».

Колдунов между тем уже вовсю распоряжался, звонил в приемный покой, чтобы оформляли историю, и параллельно спрашивал у Руслана, когда тот ел в последний раз, чтобы под наркозом вскрыть ему гнойные затеки на бедре.

– Притормози! – вяло сказал Руслан. – Я не могу сейчас в больницу ложиться.

– В смысле?

– Мама не должна знать, что я заболел. Помнишь, когда я в аварию попал, как она это тяжело перенесла? А сейчас мне страшно подумать, что будет, она же врач с огромным стажем и сразу поймет, что все это значит. Сомневаюсь, что она поверит той лабуде, которую мы обычно говорим родственникам безнадежных больных.

Колдунов озадаченно потер телефонной трубкой лоб.

– Так я не понял, ты, когда умрешь, собираешься с кладбища домой ходить, чтобы мама ни о чем не догадалась?

Руслан беспомощно развел руками. Одно дело, когда ты просто попал в аварию, тебя собрали по кусочкам, лежи да поправляйся. Родственники радуются, что их ненаглядный избежал смерти, таскают ему в больничку всякие деликатесы, и обстановка в целом позитивная. Но переносить тяжелые гнойные осложнения – это все равно что идти по канату над пропастью. Разве хватит у мамы сил наблюдать за таким путешествием сына?

– Надо с ней что-то решать, Ян.

– Что?

Пожав плечами, Руслан с трудом опустился в кресло рентгенолога. Сколько он тут просидел во время ночных дежурств, изучая чужие рентгенограммы, которые любил и умел читать. Когда выдавалась свободная минута в приемном отделении, шел сюда и помогал травматологу определять наличие переломов. Они еще смеялись: «Когда долго смотришь снимки, снимки смотрят на тебя». Вспомнив эту глупую шутку, Руслан навел курсор на собственную рентгенограмму бедра и щелкнул. На открывшейся картинке он сразу увидел признаки остеомиелита. Колдунов молча похлопал его по плечу.

– Шансы такие, что можно не ловить, – усмехнулся Волчеткин, – с другой стороны, в таком виде если я явлюсь домой, рекламное лицо сепсиса, мама напугается еще больше.

Из-за противорадиационной защиты стен телефон в рентгене почти не ловил, и, опираясь на плечо Яна Александровича, как на костыль, Руслан вышел на крыльцо и набрал Макса.

Тот примчался через двадцать минут.

Руслан конфузился вешать на брата, и так измученного болезнью Христины, еще собственные проблемы, но Макс одним жестом пресек его сомнения и переключился на Колдунова, потребовав от него подробного отчета о состоянии пациента. Когда заболеваешь, желчно подумал Руслан, всегда становишься для своих родных неодушевленным предметом, и дернул брата за руку:

– Короче, Макс, ты вроде говорил, что Христине нужно в санаторий. Давай так: покупаем путевку ей и путевку моей маме, так, чтобы они прямо завтра уехали. Ты сам не можешь сопровождать девушку, потому что надо работать, а одна она тоже ехать не может, поэтому вся надежда на тетю Аню.

– Да это я уговорю, не вопрос.

– Ну и все! Быстренько проверни дело, а когда билеты будут уже на руках, телеграфируй, я позвоню маме и скажу, что форс-мажор, срочно попросили выйти на дежурство, ах, как жаль, что вы уезжаете, ну ничего, время быстро пройдет, скоро увидимся, долгие проводы – лишние слезы, и тэ дэ.

– Ты адски коварный, – вмешался Колдунов.

– Приходится хитрить, – сказал Макс, – надеюсь, когда они вернутся, ты будешь уже здоров, и наш обман никогда не откроется.

После операции Руслана поместили в лучшую палату, и все были с ним очень ласковы, но в этой ласке ему тоже чудилось приближение смерти.

То ли оттого, что Ян Александрович хорошо вскрыл гнойник, то ли от препаратов, которыми его под завязку накачали во время наркоза, нога перестала болеть, и Руслан чувствовал, что мог бы наступать на нее, если бы не страшная слабость.

Принесли ужин, он заставил себя поесть, зная, что для заживления ран надо хорошо питаться, но ощущения были такие, словно землю жевал.

Стоило отставить тарелку, как его стошнило в полотенце, и от унизительной беспомощности Руслан едва не заплакал.