Мария Воронова - Пропущенный вызов

Открыв в айпаде список аудиокниг, Руслан остановился на «Моби Дике». Последнее время у него вошло в привычку слушать на сон грядущий одну или две главы из этой книги.

Под глуховатый голос чтеца Руслан будто чувствовал соленый ветер с океана, скрип деревянных мачт и видел бескрайний горизонт, но, может быть, это был бред от высокой температуры.

Наверное, он заснул, потому что вдруг встрепенулся, как от толчка, и понял, что под ним становится горячо и мокро. С мучительным чувством стыда Руслан откинул одеяло и увидел, что на повязке быстро и в то же время величаво растекается алое пятно, и простыня под ним быстро пропитывается кровью. «Слава богу, я не опозорился», – была первая мысль, прежде чем Руслан сообразил, что у него началось артериальное кровотечение, и это смертельно.

«Вот и все, – подумал он отстраненно, словно не о себе, – сейчас я умру быстро и в довольно приятных ощущениях».

Руслан понимал, что никто ничего не успеет, но сдаваться совсем без боя показалось ему глупо и недостойно. Он нажал кнопку вызова медсестры, сомневаясь, работает ли она, оторвал полоску от полотенца, соорудил импровизированный жгут и затянул его как можно сильнее, зная, что на бедре толку от него мало, и, нащупав артерию, прижал ее пальцем к лонной кости. Тоже метод сомнительный, но лучше, чем ничего.

Говорят, в последние мгновения перед глазами проносится вся твоя жизнь… Была она немножко трудной, немножко грустной, чуть-чуть счастливой, и сейчас самое время поблагодарить за нее провидение, прежде чем упадешь в ласковые объятия небытия.

Руслан удивился, почему вдруг начал мыслить такими старомодными категориями, и засмеялся.

Когда мы с Верой впервые были вместе, я понял, что нашел свою половинку, и на собственной шкуре прочувствовал, что это выражение – не просто фигура речи.

Не могу сказать, что открытие это было приятным, наоборот, я лежал в постели и курил с тягостным чувством, осознавая, что теперь все, что ранит Веру, так же сильно ранит и меня. А может быть, и еще сильнее, потому что я не всегда смогу ее уберечь и защитить.

По ее хмурому лицу я читал, что она пережила то же самое откровение, и тоже не очень рада тому, что мы теперь одно целое.

Может быть, я даже не очень нравился ей до этого дня, а теперь все, пути к отступлению отрезаны.

Я никогда не верил в мистику и прочую чушь, но факт остается фактом – мы часто одновременно брались за телефонные трубки, чтобы позвонить друг другу, слишком часто, чтобы это можно было объяснить простым совпадением, а когда я ехал встречать ее без предварительной договоренности, она, выйдя из метро, начинала оглядываться, ища меня.

Когда мы познакомились, мобильные телефоны еще не вошли в жизнь, но нам они были и не нужны, на любом расстоянии мы чувствовали друг друга.

Наверное, поэтому я, вернувшись после отсидки, еще долго ждал ее. Все мне казалось, что она каким-то образом вернется.

Помню момент, когда я понял, что никогда больше не увижу Веру. Прошел, наверное, уже год или больше, как я работал Игнатием, и один раз, будучи в загородном доме, я вдруг решил вернуться домой не на автобусе, а в электричке.

Наступила поздняя осень, когда по вечерам безнадежно черно, дует ледяной ветер, желтые кляксы фонарей только нагоняют мрака, и, продрогнув до костей, пока шел, я с облегчением нырнул в вагон, показавшийся мне с холода очень уютным.

Я огляделся, куда сесть. Как всегда, люди, движимые инстинктом, рассаживались по одному в отсеках, и я вспомнил, как иногда мы огорчались с Верой, если не находилось свободных сдвоенных мест.

Следующей пришла мысль, что эта проблема отпала теперь для меня навсегда. Я – один, и останусь один.

Помню взрыв боли такой сильный, что слезы выступили на глазах, женщина средних лет, с которой я сел рядом, участливо посмотрела на меня. Кажется, я взял у нее таблетку валидола, потому что помню холодный вкус во рту.

С тех пор я всегда подсаживаюсь к кому-то в транспорте, помня, что может войти пара, которой хочется быть вместе.

Говорят, некоторые люди находят спасение в работе. Мол, если у человека есть призвание, то ему нипочем любое горе. С ответственностью заявляю – ничего подобного. Игнатий стал, как теперь говорят, мегапопулярен, я трудился без выходных, в свободное время почитывал литературу и профессионально рос прямо на глазах. Дар есть дар, но практика его умножает, а опыт возводит в квадрат. Без ложной скромности могу сказать, что достиг высочайшего уровня, но это нисколько не утешало меня.