Целый день мы занимаемся ерундой, валяем дурака, смотрим фильмы и объедаемся сладостями, но к вечеру я замечаю, что брат приуныл. Понимаю, что он хочет к друзьям, а я для него обуза. И от этого понимая все внутри сворачивается в трубочку.
Подхожу и серьёзно говорю ему, чтобы ехал, не боясь за меня. И тогда Валера вдруг оборачивается, глаза горят, улыбается от уха до уха и предлагает взять меня с собой на крутую тусовку. Естественно, я соглашаюсь. Неужели может быть по-другому?
Я с братом, мне десять, крутая тусовка… это все само по себе круто, конечно идем! Собралась за пять минут и вот мы едем на квартиру к его другу, и я неожиданно узнаю, что у брата есть девушка…
Весь вечер с обидой пялюсь на их обнимашки по углам. Меня не волнуют пьяные ребята и девчонки, их ахи и охи, громкая музыка и не менее громкий вульгарный мат. Весь вечер я смотрю только на эту парочку, и в какой-то момент не выдерживаю – собираюсь так, чтобы никто не заметил (хотя никто и не собирался замечать) и ухожу из той квартиры с твердым намерением отправиться домой одной. Из подъезда я вылетаю пулей и по двору пролетаю стрелой. Но тут мне вдруг становится так страшно, что я встаю как вкопанная, не в силах двинуться ни с места дальше и реву. От страха, от того, что я одна ночью в незнакомом месте, от предательства брата я буквально ошарашена. Прячусь в домик на игровой площадке и так там и сижу, трясясь от холода и ужаса, пока не слышу встревоженные голоса. Валера зовет меня по имени, и голос его так напуган, что я, не выдерживаю, пулей вылетаю из укрытия и бросаюсь ему на шею, рыдая в три ручья.
Смотрю на него, а лицо его такое белое-белое, как мел. И губы трясутся и голос дрожит. Обнимает меня и, не прощаясь со своей подружкой, ведет меня прочь со двора.
Дома Валерка все никак не может меня успокоить, гладит по голове и кажется сам до сих пор не может прийти в себя.
– Пойми, котенок… эта девчонка, это ведь так, ерунда. Я же только тебя люблю…Просто у каждого парня должна быть девчонка. Так принято. Понимаешь?
Заглядывает мне в глаза с неподдельной тоской и рассказывает невероятные вещи о том, что никогда меня не бросит и не оставит одну…
***
Просыпаюсь в холодном поту с ощущением, что кто-то пристально меня рассматривает. Открываю глаза, так и есть. Лысый стоит прямо передо мной, в его руках поднос, который он, увидев, что я проснулась и ошалело отшатнулась от него, как бы случайно роняет.
– Жрать подано, – с ухмылкой кивает на разбросанную по полу еду, и уходит, напевая себе под нос веселый мотивчик.
Выдыхаю только когда он запирает дверь с той стороны. Жадно смотрю на булочку, валяющуюся на полу, и разлитый чай и, почти не раздумывая, хватаю еду.
Я.
Очень.
Хочу.
Есть.
Плевать, как они доставили мне еду, на все плевать, все, что хочет сейчас мой организм – это жрать. Безудержно, неистово и с остервенением. Тело отзывается сильной болью, когда склоняюсь к полу, подбирая как собака жратву. Обтираю руками булку, дую на нее и откусываю почти половину разом. Запиваю водой самый вкусный в мире обед, или ужин, и в этот момент чувствую себя почти хорошо.
Мало. Доедаю, облизывая пальцы, и понимаю, что мне мало. Я не наелась и хочу еще.
Ну да… А еще я хочу врача и домой. Не слишком ли много для одной меня?
Кряхтя и охая, сажусь по-турецки на кровати, облокачиваюсь о стену, укрываюсь одеялом и закрываю глаза. Всегда поражалась как человек может провести многие годы в заточении, мне вот и пары дней хватило, чтобы сойти с ума. Наверное, можно привыкнуть, но для этого надо хотя бы знать, за что ты заточен и на сколько. Я же ничего не знаю и постоянно жду удара.
Вскоре дверь открывается вновь. И от звука ключа я вздрагиваю. Прячусь под одеялом, которое с меня тут же бесцеремонно сдирают.
– Не надо… – шепчу я, зажмурившись от страха, что сейчас вновь будут бить. Что, если Лысый пришел доделать то, что не успел? Лучше уж сразу умереть!
Открываю глаза и вижу перед собой парня, что истязал меня ремнем той страшной ночью.
– Да не вопи! – улыбается он и я вспоминаю, с каким наслаждением этот ублюдок бил меня в прошлый раз.
Закрываю лицо руками, пытаясь защититься, а этот выродок тут же шлепает меня по голым ногам.
– Сказал, не вопи, ничего я тебе не сделаю. Не сегодня по крайней мере.
Что? Он и правда не будет меня трогать?
– Чего вылупилась? Домой скоро поедешь.
Сижу, не в силах поверить в его слова. Он обманывает, не может быть так просто. Что могло измениться, что меня отпускают вот так?
Читать дальше