Лус Габас - Пальмы в снегу [litres]

Когда в доме были дети, его захватывал веселый торнадо, силой которого наслаждался лишь дедушка Килиан, поскольку Хакобо и Кармен больше не покидали Бармон. Кармен ухаживала за Хакобо, страдающим от Альцгеймера и ныне практически беспомощным. А для Кларенс болезнь отца казалась трагикомичным перстом судьбы. Он утратил память о прошлом – для него это было и наказанием и спасением.

Приезжая в Пасолобино, Даниэла рассказывала о множестве изменений, коснувшихся Бьоко, начиная от восстановления старого казино, и заканчивая политическими, экономическими и социальными реформами. Она с жаром говорила о достижениях на почве демократии и прав человека, о кампаниях в запрет детского труда, о мерах, которые принимаются, чтобы положить конец дискриминации представителей других рас и вероисповеданий, о спасении женщин, пострадавших от жестокости, о борьбе со СПИДом, о развитии образования и здравоохранения; о внедрении новых технологий… Прежнюю Даниэлу было не узнать.

Кларенс очень удивилась, когда узнала, что реальная информация о стране не соответствует той, что она читала в Интернете. А сестра вправляла ей мозги:

– Кларенс, Гвинее нужна международная поддержка, но если ее оказывать, придется иметь дело с диктатором, каковым по сути является Теодоро Обианг Нгема Мбасого. Вот ведь дилемма! Но для меня самой ответ прост. Трудно отстаивать моральные принципы, когда кругом нищета. А чем больше вкладываешься, тем больше появляется рабочих мест, и прогресс идет быстрее. И все будет идти гладко.

– Ну, не знаю… Не проще ли свергнуть ненавистный режим и избавиться от тирании навсегда?

– Ты правда считаешь, что переворот, организованный третьей стороной, произойдет в интересах людей? Думаешь, страна кому-то была бы интересна, не будь там нефти? Но там живут люди! Они создают политические партии и институты, хотят изменить страну изнутри и верят, что однажды перемены придут. Они слишком много вынесли. По-моему, сейчас самое важное – перестать критиковать других, принять гвинейцев такими, какие они есть, и позволить им строить будущее таким, каким они его видят.

Кларенс хотелось ей верить – верить в то, что ситуация изменилась и сейчас на острове не так, как рассказывал Инико.

Последний визит Даниэлы в Пасолобино отличался от прочих: не было ни веселья, ни шуток, ни жарких дискуссий. Кларенс вызвала сестру, чтобы сообщить грустные новости: Килиана увезли в больницу и прогнозы были неутешительные. Он него скрыли, насколько серьезна ситуация, но однажды, войдя в комнату дяди, Кларенс поняла, что он обо всем знает.

Килиан лежал, устремив взгляд на небо за окном. Даниэла держала его за руку, рядом с ней был Лаа. Кларенс стояла у двери, чтобы никто не видел ее слез. Сама Даниэла не проронила ни слезинки на глазах умирающего отца. Наоборот, она старалась выглядеть веселой, чтобы не показывать охватившего ее горя, и ей это даже удавалось.

Килиан смотрел на ясное небо за окном и думал, куда же подевался дождь, сопровождавший самые грустные моменты его жизни?

– Даниэла, дочка, ответь мне на один вопрос. Я сейчас спокоен, как никогда… – Он помолчал и продолжил: – Но мне важно знать, был ли я хорошим отцом?

У Кларенс сжалось сердце. С тех пор как болезнь разрушила разум ее отца, он не смог бы задать ей такого вопроса. Но если б смог, она бы не проронила ни слова. А что скажет сестра?

– Ты самый лучший, папа! – прошептала Даниэла и покрыла его лицо поцелуями. – Самый лучший на свете!

Килиан закрыл глаза, довольный ответом. Наконец его жизнь, ставшая бесполезной после разрыва с Бисилой, обрела смысл.

Горькие слезы текли по лицу Кларенс. Она сама никогда бы так не ответила. Но ей было безумно жаль, что она не сказала Хакобо, когда он еще понимал ее слова, что тот, кто больше всего пострадал от его действий, – почти простил его. Почти – поскольку забыть такое невозможно, но он сумел выкинуть из сердца ростки ненависти, обиды и стыда. Слишком поздно она поняла, что предала отца самой жестокой каре: отвернулась от него.

Килиан открыл глаза и, повернув голову к Даниэле, заговорил:

– Твоя мама говорила, что хочет, чтобы нас похоронили рядом. И я не буду возражать.

Она едва заметно кивнула и крепко сжала губы, не позволяя чувствам выплеснуться наружу.

– Но я попрошу тебя кое о чем, – продолжил Килиан. – Сделайте с Лаа кое-что для меня… Когда будете возвращаться на Фернандо-По, прихватите мешочек с двумя горстями земли из моего сада и развейте одну на аллее королевских пальм в Сампаке, а вторую – на могиле дедушки Антона на кладбище Санта-Исабель.