— Видишь ли, Лида, пока тебе грозила опасность, я был тебе нужен. Как бы ты ни хорохорилась — тебе было страшно и хотелось к кому-нибудь прислониться, а я был под рукой. Я не уверен, что теперь, когда ситуация изменилась, у тебя не появились другие планы…
Что я могла ему сказать? Ничего — в таких случаях надо не рассуждать, а действовать. Я обоими кулаками забарабанила по его груди с воплем:
— Если ты не оставишь свои комплексы в покое, идиот несчастный, то добьешься того, что я действительно тебя брошу!
Он ответил на это именно так, как я ожидала, и меня его ответ вполне удовлетворил. Потом, уже нежась рядом с ним в постели, я спросила:
— Ты сам выгуляешь Гришку, или мы пойдем вместе, гражданин начальник?
— Я с понедельника уже тебе не начальник, Лида. Наконец возвращается Косолапов, и я передаю ему дела. И вообще, я ухожу из стационара.
— Как?! Мы не будем больше вместе работать?
— А тебе этого хочется?
— Да. Я-я привыкла видеть тебя в отделении.
— Ну, пожалуй, раз тебя это расстраивает, то я останусь пока на полставки. А вообще-то говоря, мне надоело пахать, как вол, и жить при этом в нищете. Проводишь в больнице чуть ли не все свое время, дежуришь сутками напролет, а в результате не можешь любимую девушку пригласить не то что в ресторан — даже в Макдональдс паршивый.
— Что ж, такая у нас с тобой профессия — не самая денежная, скажем прямо. И что ты собираешься теперь делать — будешь заниматься частной практикой?
— Нет. Для этого нужно либо имя, либо наглость, а у меня нет ни того, ни другого. Мотаться по дешевым пациентам, как это делает Косолапов, — это почти то же самое, что подрабатывать ночными дежурствами. Я устал от всего этого. Меня давно приглашали в один фонд, который занимается психологическими тренингами. Знаешь, они работают по западному принципу: уезжают вместе с клиентами в какой-нибудь подмосковный пансионат на три дня и занимаются там с ними по четырнадцать часов в сутки. И это неплохо оплачивается.
— Я тоже хочу! Наверное, это интересно…
— Со временем, Лида, со временем. Не торопись. Теперь, когда расследование завершено, ты можешь заняться своей диссертацией. Тем более что тебя это увлекает.
— А как же насчет твоей?
— Мне она ни к чему. Я поступил в аспирантуру потому, что мне не удалось заняться наукой сразу после института, и я чувствовал себя в чем-то ущемленным; а сейчас я понимаю, что это не мое. У меня нет желания просиживать долгие часы за компьютером, которого у меня, кстати, нет, а потом тратить месяцы на подписывание различных бумажек — и в результате получить прибавку к зарплате в каких-нибудь сто тысяч.
Тем более что Богоявленская сделает свечку, когда узнает, что мой научный руководитель — Ручевский, и постарается, чтобы я не защитился. Может быть, когда-нибудь потом я к этому вернусь… Все, чего я хочу в данный момент — это найти такую работу, которая позволит мне не думать о деньгах… ну и, соответственно, тебе тоже — тем более что ты к этому не привыкла.
— Я не верю своим ушам! Володя, неужели ты делаешь мне предложение?
— Нет, я не такой дурак, чтобы просить тебя выйти за меня замуж сейчас, когда ты еще не отошла от своей предыдущей семейной жизни. Если бы кто-нибудь потащил меня в загс сразу после развода, я убил бы этого человека или сам повесился. В отличие от тебя, я не люблю рисковать, и мне совсем не хочется, чтобы ты сразу меня выставила за дверь. Я предпочитаю не торопиться.
— Понимаю: ты зовешь меня в содержанки! Поэтому все так прозаично…
— Да, я не буду говорить тебе о неземных чувствах и тем более писать тебе стихи, — и он легко поцеловал меня в губы. — На самом деле я хочу, чтобы мы жили рядом — вместе, если тебе угодно, и чтобы ты ни в чем не нуждалась. Я не обещаю тебе норковой шубки, но хотя бы о колготках ты сможешь не беспокоиться. Должен же я чувствовать себя мужчиной, черт побери!
— Я не против того, чтобы ты себя чувствовал мужчиной. Хотя я и так прекрасно чувствую, что ты мужчина — особенно в таком положении, как сейчас. Но я сбежала из Питера, от родителей и Виктора, и приехала сюда доказать, что я и сама могу построить свою жизнь. А ты мне предлагаешь…
— Пока я ничего тебе не предлагаю. Я тебя прошу только об одном: разреши мне заботиться о тебе, — это было сказано очень серьезным тоном, и неожиданно он сменил интонацию, видно, побоялся увязнуть в сентиментальных признаниях:
— К тому же я что-то проголодался, может, ты займешься обедом? — и он, вскочив с постели, принялся меня тормошить и щекотать, пока я тоже не соскользнула на пол.
Читать дальше