Ольга Арнольд - От любви с ума не сходят

Я не удивился: чтобы удалить Лиду с поля боя, надо применить физическую силу, не иначе. Мне, естественно, захотелось тебе тотчас же обо всем рассказать, но во дворе я увидел Володину машину — и постеснялся вас беспокоить.

Наступила неловкая пауза, и ее прервал Володя:

— Я считаю, что по этому случаю нам следует выпить.

— По какому такому случаю? — на лице Эрика было абсолютно невинное выражение, но при этом он лукаво мне подмигивал.

Как хорошо жить среди цивилизованных людей, подумала я: проиграв, он так легко перевел все в шутку. Я ответила ему в тон:

— Как по какому? По случаю успешного завершения нашего расследования! — я уже поставила на стол бутылку, про которую мы вчера совершенно забыли, и маленькие коньячные рюмочки. — И первый тост я предлагаю за нашего несравненного детектива-профессионала Эрика Хачатряна, без которого мы вряд ли бы благополучно дожили до хеппи-энда!

— Да что вы, ребята! — на этот раз смутился Эрик. — Лида, мне нельзя, я же за рулем…

— Ну, одну стопочку-то можно, — я его подзадоривала.

— Разве что одну…

Эрик поднял свою рюмочку и торжественно сказал, проникновенно глядя мне в глаза:

— А я пью за тебя, Лида, и за твое счастье… Я, в отличие от Вахтанга и своего брата, не специалист по тостам, вы меня уж извините. А теперь мне действительно нужно идти, меня ждет шеф, которому еще с утра я должен был представить отчет. Увы, не все имеют возможность наслаждаться субботним отдыхом, как вы, бездельники… — и он уже собрался подняться со своего места, когда я остановила его:

— Подожди, последний вопрос. А Сучков, разве он ни в чем не замешан? Неужели Вешнева действовала без его ведома и согласия?

— Сучков в данном случае чист, как слеза ребенка, — Эрик развел руками. — А почему ты так хотела, чтобы убийцей оказался именно он? Он так тебе неприятен?

— Да, он мне отвратителен — и к тому же Але он немало в свое время попортил крови.

— Что я могу тебе сказать? Сучков антисемит и был замечен даже на собраниях общества «Память». Из коммуниста он переквалифицировался в ярого националиста — что ж, и так бывает. Не сомневаюсь, что в свое время он брал взятки — что он, хуже других, что ли? У меня лично он вызывает антипатию. Но я могу подтвердить то, о чем Аля писала в своем дневнике: он никогда не стучал ни тайно, ни явно. И он не убивал. Понимаешь, можно по мелочи нарушать закон, можно спать со всеми своими подчиненными и выживать тех, кто отказался пойти навстречу, это еще не делает человека убийцей. Так что, нарушая девять заповедей, через самую важную из них, десятую, он не преступил.

Володя внимательно наблюдал за мной, потом рассмеялся:

— Лиде хочется, чтобы преступниками — преступниками в глазах закона — оказались и наш штатный доносчик Марк Наумыч, и эта дура Аришина, бывшая заместительница главврача… До чего же ты кровожадна! Ты мне напоминаешь одного моего пациента, который как-то мне заявил: «Я так хочу, чтобы все люди были добрыми, честными… Так бы и взял автомат и перестрелял половину земного шара!»

— Ты ошибаешься, Володя. Бог с ними, я не держу больше на них зла. Главное, что я теперь знаю правду, — и я взяла с книжной полки фотографию Али в картонной рамочке. Сестра смотрела на меня в упор, и мне показалось, что лицо ее смягчилось, как будто с него ушло присущее ей всегда при жизни напряжение. — И я исполнила свой долг перед Александрой.

После того как Эрик наконец ушел, бросив нам на прощанье: «Это дело действительно надо отметить, и я приглашаю вас как-нибудь вечером в ресторан», — я сказала Володе:

— Поверь мне, я счастлива, что Аля узнала перед смертью, что такое любовь и что такое значит — быть с мужчиной. И я рада, что она была именно с тобой. Теперь со спокойной душой я могу сказать родителям, что они ни в чем не виноваты и что их старшая дочь все-таки успела изведать в своей недолгой жизни что-то хорошее. Да, я им об этом расскажу уже завтра.

Володя подошел ко мне и, положив руки мне на плечи, заглянул в глаза:

— Лида, если я попрошу тебя об одной важной для меня вещи, ты мне не откажешь?

— О чем именно?

— Подари мне сегодня и завтра. Не уезжай!

— Хорошо, я останусь.

Что ж, этот мужчина стал для меня важнее, чем родители. Впрочем, они пребывали в неведении в течение десяти лет — они могут подождать и еще одну неделю. Прижавшись к нему, я спросила:

— А чего ради тебе вздумалось разыгрывать перед Эриком рыцаря? Забота о моей репутации? «Я не понимаю, о чем ты говоришь», — передразнила я его очень похоже, так что он даже улыбнулся, но голос его был серьезен: