Сотрудники жили в домиках, разбегавшихся вверх по склону во все стороны от центра. Научным сотрудникам полагались жилища получше — в основном сборные сооружения из оргалита, которые в городе были бы торговыми палатками, но, поставленные на каменный фундамент в тени бокаутов, они прекрасно выполняли функции коттеджа, в которых ученые и жили, и работали. В одном из таких домиков проживала и Ванда.
Для сезонных рабочих и лаборантов (в основном студентов) полагались жилища попроще — деревянные домики в центре, в которых было отчаянно жарко днем, или хижины из ДСП — в них жили и поварихи. Эти хибары были только что построены за кухней, их было пять, и назывались они пятихатки; в некоторых из них еще не было ни окон, ни дверей. Впрочем, самые желторотые и романтически настроенные мальчики жили в палатках.
Между кухней и пятихатками находилось место, прозванное Красной площадью, — это был второй островок светской жизни лагеря. Здесь на небольшой площадке, окруженной со всех сторон зарослями держидерева и черной бузины, находилось кострище и стояла бочка для копчения рыбы. Жизнь тут кипела по вечерам, переходившим в ночи, и собиралась тут в основном, по вполне понятным причинам, молодежь; сотрудники более почтенного возраста, имевшие несчастье жить в ближних домиках, нередко долго не могли заснуть из-за доносившихся оттуда песен и смеха.
На биостанции работали сотрудники одного очень академического института и Московского университета; обычно они уживались друг с другом мирно, хотя иногда отношения и обострялись по каким-то, на мой взгляд, совершенно незначительным причинам. Они же, собственно говоря, ее и строили. И все-таки душой дельфинария был Тахир Рахманов, личность во многих отношениях уникальная.
Блестящий ученый — как мне рассказывала Ванда, он сделал эпохальное открытие мирового уровня, — он оказался не менее выдающимся организатором: он умел выбивать из академического начальства деньги, добывал оборудование не хуже профессионального снабженца, а в строительных вопросах разбирался не хуже заправского прораба; энергия так и била из него ключом, и он успевал повсюду — с утра оперировал какого-нибудь несчастного котика, днем проверял состояние бетонных работ и договаривался о транспортировке дельфинов, вечером решал текущие вопросы на «Дельфиньем озере»… и тут же оставался на ужин, который, естественно, не обходился без горячительного — и по этой части Тахир тоже никак не отставал. А если учесть, что совсем рядом с базой и озером находились виноградники Абрау-Дюрсо, а на озере всегда было полно водолазных работ, и тренеры, которые одновременно были и подводниками, все время вынуждены были отогреваться чистейшим медицинским спиртом, то понятно, что биостанцию никак нельзя было назвать заповедником трезвости; впрочем, обычно с утра там тоже никто пьяным не шатался.
При всем том Тахир умудрился остаться нормальным человеком, без всяких закидонов, с которым приятно было общаться; он находил одинаково легко общий язык и с академиками, и с лаборантами, и с рабочими из местных, и все его уважали и немного побаивались (больше всего его, естественно, боялись бездельники).
К тому же у Тахира была одна особенность: казалось, он обладает способностью раздваиваться и даже растраиваться — с такой скоростью он передвигался: сегодня он в Москве, завтра — на биостанции, послезавтра — в Геленджике или на Командорах, а еще через день — вообще где-нибудь в Италии. В Ашуко он приезжал часто, но редко задерживался здесь надолго, и этих его визитов ожидали с нетерпением и некоторыми опасениями. У него были свои принципы, например, он не терпел присутствия на территории лагеря детей и домашних животных, и перед его приездом сотрудники старались прятать и тех и других.
Кстати говоря, организация «Дельфиньего озера» была исключительно его заслугой — только его бешеная и притом целеустремленная активность могла сломать стену бюрократических препон на всех уровнях, не так-то просто было добиться сначала разрешения на открытие сугубо зрелищного заведения в академической научной структуре, а уж потом его построить…
Один раз я совершенно случайно имела возможность наблюдать, каким образом возводился дельфинарий для зрителей. Тогда будущее «Дельфинье озеро» было просто соленым водоемом, отделенным от моря узким перешейком, и только-только начинались работы по его оборудованию; в вольерах содержалось лишь несколько морских котиков, и при них в армейской палатке жил Сергей Чернецов.
Читать дальше