Марина Болдова - Свои чужие люди

– Вот его я и искала по ночам в образе самой Марго, – добавила Аля.

– Итак, обработав дневники Маргариты и Марты, переписку Никольского и Виктории Фальк, информацию из снов Али и учитывая мою поездку в Германию, можно сказать следующее.

Виктория Фальк вышла замуж за юриста Александра Борна, не зная о его наследственной болезни. В 1896 году у них родились близнецы – Ян и Маргарита. Видимо, болезнь не давала о себе знать долго, и поэтому Александр молчал. Но неожиданно, когда детям было уже по четырнадцать лет, он кончает жизнь самоубийством. Наверное, Виктория все же узнала, почему он это сделал. Потому что она, пусть это и наивно с ее стороны, отказывается от фамилии мужа и переписывает детей как Яна и Маргариту Фальк. Но тут ее настигает новая беда – Маргарита беременна, а ей нет и шестнадцати. Мы так и не знаем от кого.

– Знаем, – вздохнула Аля, – Маргарита родила ребенка от Яна. Я сейчас удивляюсь, что не догадалась об этом раньше, когда Ядвига погружала меня в прошлое Марго. Будучи ею, я знала, что влюблена в брата, влюблена как в мужчину.

– Но дети от таких связей редко рождаются нормальными, – потрясенно сказала Галина.

– Видимо, это тот редкий случай, когда все обошлось и девочка выросла вполне здоровой. Не забывайте, что она воспитывалась и наблюдалась хорошим врачом, Никольским.

– А Ян? Ян знал, что стал отцом? – Галина все еще не могла прийти в себя от потрясения.

– Нет. Виктория, как только догадалась о положении Марго, тут же отправила его на учебу в лицей. Возможно, Марго призналась матери, что имела отношения только с братом. И та поспешила его увезти из дома, понимая, что так легче будет избежать скандала.

– Итак, девочка родилась, и Виктория отвезла ее в Заречье, в больницу, построенную на ее деньги. И Никольский, который, даже будучи женат на другой, любил ее, согласился ей помочь. Думаю, роды принимал тоже он, – продолжил Карташов. – Марго после родов впала в депрессию: Яна рядом не было, дочь отобрали. Мать ее никуда из комнаты не выпускала, и Марго, видимо, толком не оправившейся от родов, становилось все хуже и хуже.

– Она сходила с ума. Это я тоже ощущала, будучи ею, – перебила Аля.

– Но она прожила взаперти еще четыре года.

– Как же Ян не знал об этом?

– Когда он приезжал на каникулы, то видел только то, что сестра очень больна. О ее беременности и родах ему не говорили. Не знала об этом и будущая его жена, мать Эмилии Марта. А Роза в это время жила в Заречье, называя Никольского отцом.

Марго умерла в июле, а Виктория в августе 1916 года. Ян женился на Марте. Я думаю, что Виктория, умирая, все же рассказала Яну о болезни, которая могла достаться тому в наследство от отца. И он, когда почувствовал, что заболевает, оставил Марту с ребенком в России и уехал. Он не от революции бежал, а от семьи, просто так совпало.

– Выходит, Эмилия знала о рождении девочки у сестры отца? И что девочка рождена от него?

– Да. Но узнала она это недавно, когда открыла один из тайников. Зачем Марта сохранила эти письма Никольского к своей свекрови, одному Богу известно. Но могу предположить, что ценности закладывались в разные комнаты в разное время. То есть спрятала письма еще Виктория. Вместе со своими украшениями. А Марта в ее «захоронку» и не лазила. Сначала было без надобности, а потом квартиру заселили чужими людьми и тайники стали недоступны.

– Подождите, а тайник в моей комнате? В нем были дневники Марго. И никаких ценностей!

– Аля, мне кажется, это не тайник. Это так, девичий секрет. Потому что к другим тайникам подобраться не так уж и просто. Эмилия при жизни показала мне те, которые открыла, – сказал Беркутов. – Там довольно сложная конструкция.

– И?

– И нужно ждать гостя. Того, кто тоже в курсе, что в этой квартире припрятаны ценности.

– И кто же это может быть?

– Сергей Сергеич, так где у вас там координаты Никольского Андрея Сергеевича?

Первое время было не по себе. Страшно было даже. Не спал, урывками проваливаясь в усталую черноту. И в снах беспокойных тоже было страшно. Рука немела. Та рука, в которой он держал этот ключ. И зачем он его после всего домой принес, да еще и не спрятал толком: валялся он, окровавленный, в ящике его письменного стола. Письменного стола его деда.

…Он хорошо помнил деда, любил, хотя тот и не баловал его своим вниманием. А ему так хотелось быть все время рядом с ним. Дед был герой, военврач, прошел всю войну. Для внука он был недосягаем, проводя все свое время за письменным столом. Бабушка говорила, что тот пишет учебник и это очень важно. А ему, внуку, был не нужен этот учебник, ему нужен был дед.