Людмила Толмачева - Сказка для Амелии

– Прикиньте, девочки, ни одного знака внимания за несколько месяцев! Тут что-то не то. То ли заболел, то ли влюбился.

– Не говори, Жанна, – подхватила тему главбух Генриетта Васильевна, пышнотелая блондинка неопределенного возраста. – Раньше заглянет в бухгалтерию, насмешит, анекдот полускабрезный расскажет, одной – комплиментик, другой – подмигнет, глядишь и день не зря прожит. Словом, душка, а не начальник. А теперь весь такой серьезный, чопорный, прям, английский пэр, не меньше.

– А я знаю, когда это с ним началось, – заявила сладкоежка Мурзина, зам Генриетты, откусывая половину пирожка с повидлом.

Женщины с нетерпением ждали, когда Мурзина прожует и продолжит.

– После майских праздников, – наконец сказала та и бросила ехидный взгляд на Амелию. – Помните наш междусобойчик в «Кенгуру»? Амелия, как ты там зажигала с шефом! Это было что-то с чем-то.

– Не помню, – отозвалась Амелия, уткнувшись в чашку с остатками чая.

– Как же! А мы помним! – воскликнула Генриетта, легко повернувшись на крутящемся стуле в сторону дизайнера. – Амелия, неужто ты сделала это? Сразила нашего начальника, неподдающегося ни на какие женские примочки, в самое сердце?

– Ничего я не делала, не выдумывайте, – рассердилась Амелия. – И не надо мне тут про неподдающегося начальника. Разве не вы только что ностальгировали о лучших временах, когда вас тискали по углам и нашептывали сальности?

– Ну-у, дорогая, ты божий дар с яичницей-то не путай, – с сарказмом произнесла Мурзина. – Одно дело за ляжку ущипнуть, так сказать, для поднятия тонуса, и совсем другое – по уши втюриться.

– И не просто втюриться, – уточнила Жанна, – а полностью переродиться. Я, например, совсем не узнаю Виктора Михалыча. Такой, знаете, сдержанный стал, не накричит, не отругает, как раньше, а вежливо объяснит, попросит переделать, если что-то не так. Просто идеальный шеф.

– О-о! Похоже, все идет к свадебным приготовлениям, – резюмировала Генриетта и лукаво спросила: – Амелия, признайся, предложение уже было?

– Да отстаньте вы от меня! – в сердцах крикнула та и пулей выскочила из бухгалтерии.

Через неделю произошло событие, не оставившее у сотрудников никаких сомнений насчет романтических отношений шефа с дизайнершей, оказавшейся «скрытной, себе на уме карьеристкой, знающей подходы к мужским сердцам».

Понедельник для Амелии выдался суматошным: то и дело ее дергали не в меру капризные заказчики, с фабрики звонил технолог по поводу замены фурнитуры, дважды приходил конструктор с требованием упростить элементы, не имеющие принципиального значения для функциональности. К вечеру у нее разболелась голова, а тут еще Жанна с объявлением о производственном совещании.

Она сидела совершенно разбитая, не вникая в суть обсуждаемых вопросов, с одним единственным желанием – поскорей добраться до дома и лечь в постель, как вдруг услышала обращенные к ней слова директора:

– Амелия Владимировна, вы заболели?

В кабинете все стихло – взоры присутствующих устремились на дизайнершу, которая от неожиданности потеряла дар речи и лишь дважды кивнула головой, мол, да, заболела.

– Так идите домой, – мягко сказал Виктор Михайлович. – Или лучше подождите в приемной. Мы скоро закончим, и я отвезу вас. А то на вас лица нет, загрипповали, не иначе. Сейчас ведь эпидемия гуляет по городу. Итак, господа, подведем итоги…

Под насмешливыми взглядами Генриетты и Мурзиной, мысленно ругая директора за неуместную заботу, Амелия покинула кабинет и решительно направилась к себе, чтобы одеться и забрать сумку. Сидеть в приемной и ждать директора она не собиралась.

На улице моросил дождь вперемешку с легкой снежной крупой, сверкающей разноцветным бисером в свете вечерних огней. Поежившись и надвинув вязаную шапочку пониже, чтобы закрыть уши, Амелия заторопилась к станции метро. У самых дверей подземки кто-то положил руку на ее плечо, она оглянулась и увидела Виктора.

– Я боялся, что не успею, – запыхавшись от быстрой ходьбы, сказал он и улыбнулся.

Если бы не эта почти детская, обезоруживающая улыбка, Амелия, скорей всего, бросила ему в лицо что-нибудь резкое, обидное. Она не испытывала к нему никаких сердечных чувств и справедливо полагала, что подобные ухаживания надо пресекать на корню.

– Вы что, оставили свой «Опель» на произвол судьбы? – стараясь скрыть равнодушие, поинтересовалась она.

– Что ему сделается? Подождет. Вот провожу вас до дому, а потом и за ним вернусь.